В этом отношении тибетцы не являются исключением. Я позволю себе небольшое отступление и расскажу сон одной дамы, поведавшей мне его; сон этот несколько веков назад привел бы ее на костер.

Этой даме приснился дьявол. Странно звучит, но дьявол был влюблен в нее. Он пытался обнять ее, и страшное искушение охватило спящую. Будучи набожной католичкой, она ужаснулась при мысли поддаться искушению, однако ее подстегивало возрастающее чувственное любопытство. Любовь Сатаны! Какие глубины сладострастия, неизвестные целомудренной супруге, могли бы открыться! Какое удивительное переживание! Тем не менее религиозные чувства уже почти одержали победу в этой борьбе, когда вдруг спящую даму осенило, и она поняла, что это только сон. А поскольку это только сон…

Я не знаю, исповедовалась ли моя юная верующая в своем «грехе», и что сказал по этому поводу ее духовник, но ламы не проявляют никакого снисхождения к любым грехам, совершенным при подобных обстоятельствах. По их мнению, ментальный отзвук действия, совершенного во сне, будь оно добродетельным или греховным, равносилен тому же действию, совершенному наяву, в бодрствующем состоянии. Я еще вернусь к этому вопросу.

В этот период своей тренировки послушник может спать всю ночь, не просыпаясь для полуночной медитации, как это делают более подготовленные аскеты. Однако он должен проснуться на рассвете или незадолго до него.

Его первой мыслью должно быть «А» в его сердце.

Далее на выбор есть два пути продолжения. Более общий метод, для начинающих, заключается в созерцании того, как «А» выскальзывает из сердца и повисает в воздухе. Оно созерцается как символ Пустоты, и надо приложить определенные усилия для достижения совершенной концентрации на этой мысли. Второй метод, используемый более подготовленными учениками: «А» немедленно выскакивает в пространство и исчезает, как будто поглощенное бесконечностью, после чего ученик остается погруженным в мысль о Пустоте.

На восходе солнца медитация продолжается упражнениями, описанными в пункте 1.

При таком кратком изложении невозможно полно представить эти практики, когда односторонне вырисовываются только их странные стороны.

Я вполне готова доказать их действенность, однако, честно говоря, в свете объяснений компетентных лам они приобретают совершенно иной вид.

Например, указанное «А» – это не столько буква тибетского алфавита, сколько символ нерушимости существования не имеющего ни начала, ни конца универсального закона. Сосредоточением своего внимания на этих буквах, текущих подобно речной воде, ученик в конце концов постигает идею энергетических потоков, пронизывающих его самого, идею непрерывного взаимообмена между ним и внешним миром, идею единства той всеобщей активности, которая порождает здесь человека, там – дерево, а где-то еще – камень и огромное множество других идей, говорят практикующие эти упражнения.

Идея пустоты, связанная с этими разнообразными практиками, относится к вечному монолитному «я», существование которого, согласно фундаментальному учению буддизма, отрицается во всех существах и вещах. Тибетцы выражают это словами