— Ребята, — сказала я, как это ни смешно, волнуясь. — Главная новость: в конце месяца мы проводим небывалый семинар по проблемам искусства…

— А на кого ориентирован этот ваш семинар?! — завела, как обычно, Рома. — Кому адресован?

И тотчас зазвонил телефон. Маша взяла трубку. Я показала ей знаками: не могу, мол, занята, совещание, отсылай…

Но услышав голос в трубке, Маша вытаращила глаза, судорожно сглотнула и пробормотав:

— Щас, Ной Рувимыч… — переключила кнопку на аппарате.

— Клещатик!!! — прошипела она.

Что-то смутное вспомнилось мне. Кафе в Иерусалиме, зеленый тент над столиком, пятна света на благородном стволе старой оливы… Что-то такое предостерегающее…

— Я же показала тебе — не могу! — удивленно сказала я Маше. — У нас совещание.

— Но ведь Клещатик!!! — сдавленно вскрикнула девочка. Судя по виду, она вполне была готова грохнуться в обморок.

Я взяла трубку и услышала совершенно родственный голос:

— Здравствуйте, дорогая… Простите, что влезаю в ваши напряженные будни, посреди совещания…

Я пожала плечами. Откуда этот господин мог знать о совещании? Услышал мои слова? Но ведь Маша успела переключить телефон, я точно видела…

— Ничего-ничего, — любезно проговорила я. — Слушаю вас…

— …Ной Рувимович, — подсказал он… — А мы ведь с вами давно уж должны познакомиться. Опять же и повод подходящий — ваша прекрасная идея семинара по искусству…

Я оцепенела.

Да, за завтраком я советовалась с мужем — кого позвать на наш семинар из российских художников и искусствоведов, кого пригласить из Израиля… Но больше никому, просто никому не успела сказать ни слова, вот, до последней минуты…

Я внутренне заметалась. Спросила растерянно:

— Откуда вы знаете о семинаре?

— Слухом земля полнится!.. Вы человек у нас заметный, так что… — он еще говорил что-то, тем же задушевным тоном… Я не знала, что и подумать.

— …а вот сегодня, минут через сорок, скажем, могли бы мы встретиться, пообедать где-нибудь?

— Вы имеете в виду где-то в городе?

Он рассмеялся:

— Да уж, не в Синдикате… У меня, знаете, печень не казенная.

Действительно, на обед к нам, в Синдикат, с часу до двух привозили алюминиевые баки из ближайшей столовой Метростроя, и мы обреченно жевали прибитые котлеты, обугленную печенку и макароны, липкие и тягучие, как смертная тоска…

— Я заеду за вами в три, — сказал Ной Рувимыч, — а там уж мы решим — куда податься. — И повесил трубку.

В сильнейшем замешательстве я обвела глазами своих подчиненных. Напряглась и вспомнила почти дословно разговор с моим предшественником на террасе иерусалимского кафе. «Пусть все твои чувства, все мысли и все позывы твоего естества замрут… и встанут дыбом…»…

— Ну вот, — проговорила Рома почти удовлетворенно. — А я все ждала — что это Клещатик запаздывает! Целых два месяца дал вам свободно гарцевать… Видать, чего-то опасается…

— Что ж вы молчали?! — воскликнула я. — Ну, рассказывайте!

Все они загалдели, перебивая друг друга, поправляя, вскакивая и вставляя какие-то замечания, совершенно мне непонятные. Из всего этого коллективного объяснения поняла я вот что:

Ной Рувимович Клещатик со своей фирмой «Глобал-цивилизейшн» уже много лет был генеральным подрядчиком Синдиката.