Маркс придерживался мнения, что концентрация рабочих на крупных предприятиях была предпосылкой их политического освобождения. Капитализм, ради достижения собственных интересов физически сводящий вместе массы рабочих, тем самым создает условия, в которых они могут организовываться политически; а это уже не совсем то, что управляющие системой имели в виду. Капитализм не может выжить без рабочего класса, тогда как рабочий класс без капитализма мог бы развиваться гораздо более свободно и успешно. Те, кто ютится в трущобах мировых мегаполисов, не организуются на компактных производствах, что, впрочем, не дает оснований полагать, будто это и есть единственное место, где бедняки планеты могут конспирировать ради изменения своего положения. Подобно классическому пролетариату, они существуют как коллективы, самым непосредственным образом заинтересованы в преодолении теперешнего мирового порядка, и им нечего терять, кроме своих цепей[90].
Итак, известия о кончине рабочего класса оказались сильно преувеличенными. Кое-кто, правда, говорит о происшедшем в радикальных кругах сдвиге от классов к проблемам расы, пола и постколониализма. Подробнее эту точку зрения мы рассмотрим чуть позже, а пока необходимо заметить, что только те, для кого понятие класса ограничивается разряженными во фраки владельцами заводов и одетыми в комбинезоны рабочими, могут воспринимать всерьез столь недалекие заявления. Убежденные, что классы скончались вместе с «холодной войной», они вместо этого обращаются к культуре, личности, этнической и половой принадлежности. Однако в современном мире эти явления переплетаются с общественными классами столь же тесно, как и во все предшествующие времена.
Глава 8
Марксисты выступают адвокатами насильственных политических действий. Они не приемлют разумный курс умеренных, постепенных реформ, предпочитая ему кровавый хаос революции. Небольшие отряды повстанцев должны разрастись, свергнуть государство и подчинить своей воле большинство. Это один из пунктов, в котором марксизм и демократия расходятся категорически. Поскольку марксисты третируют мораль как разновидность идеологии, то они особо не задумываются о том, чем обернется для населения их дикая политика. Цель оправдывает средства, даже если на этом пути будут потеряны многие жизни.
Сама мысль о революции обычно вызывает образы хаоса и насилия. В этом плане ее можно рассматривать как антипод социальных реформ, которые мы склонны представлять как мирные, размеренные и постепенные. Но это ложное противопоставление. Многие реформы оказывались какими угодно, но только не мирными. Вспомним движение за гражданские права в США, которое было далеко от революционного, но тем не менее сопровождалось смертями, избиениями, линчеваниями и жестокими репрессиями. В XVIII и XIX веках в Латинской Америке, управляемой колониальными властями, любая попытка либеральных реформ вызывала насильственные социальные конфликты.
Напротив, некоторые революции проходили относительно мирно. Наряду с насильственными встречаются и «бархатные» революции. В частности, совсем не много людей погибло в Дублинском восстании 1916 года, в результате которого Ирландия стала частично независимой. Поразительно мало крови было пролито в большевистской революции 1917 года. Переход всех ключевых пунктов в Петрограде под контроль новой власти совершился практически без сопротивления и открытия огня. Правительство, по словам Исаака Дойчера: