– Давай поедем туда на машине.

– Возьмем здесь такси со здешним водителем, а свою машину бросим?

– Да. Я хочу уехать.

– Утром ты совсем поправишься.

– Нет. Нет, не поправлюсь.

– Поправишься.

– Я знаю, что не поправлюсь. Я плохо себя чувствую.

– Переправка нашей машины обойдется не в одну сотню долларов, – заметил Джозеф.

– Не важно. У меня на счету лежит двести долларов. Я заплачу. Пожалуйста, давай поедем домой.

– Завтра выглянет солнышко – и тебе станет лучше. Это у тебя все оттого, что стемнело.

– Да, солнце зашло и ветер сильный, – прошептала Мари, закрывая глаза, повернув голову и прислушиваясь. – О, какой одинокий ветер. Мексика – непонятная страна. Сплошь то заросли, то пустыня или безлюдные пустыри. Там и сям небольшой городок, вроде этого, с редкими фонарями, которые можно погасить одним щелчком пальцев…

– Мексика – довольно большая страна, – возразил Джозеф.

– Разве здешним жителям не бывает одиноко?

– Они привыкли к такой жизни.

– Выходит, страха они не испытывают?

– У них есть вера.

– Как жаль, что у меня ее нет.

– Если ты примешь веру, то перестанешь думать, – сказал Джозеф. – Стоит слишком глубоко во что-то поверить, и места для свежих идей уже не останется.

– Сейчас, – еле слышно проговорила Мари, – мне больше всего именно этого и хотелось бы. Не надо мне места ни для каких свежих идей, хорошо бы просто перестать думать – и поверить во что-нибудь настолько сильно, чтобы некогда было бояться.

– А ты разве чего-то боишься?

– Если бы у меня была вера, – продолжала Мари, не слушая Джозефа, – у меня был бы рычаг, чтобы себя приподнять. Но сейчас у меня рычага нет – и я не знаю, как себя приподнять.

– О господи… – промычал Джозеф, усаживаясь на стул.

– Когда-то я была верующей.

– Баптисткой?

– Нет, тогда мне было лет двенадцать. Но это в прошлом. Хочу сказать о том, что было дальше.

– Ты мне никогда об этом не рассказывала.

– Ты должен был бы знать.

– Что еще за вера? Гипсовые статуи святых в ризнице? Или какой-нибудь особый святой, перед которым надо читать молитвы по четкам?

– Да.

– И он откликнулся на твои молитвы?

– На некоторые. А потом – нет, никогда. Больше ни разу. Уже годы прошли. Но я все еще молюсь.

– И что это за святой?

– Святой Иосиф.

– Святой Иосиф. – Джозеф встал и налил себе в стакан воды из графина. В тишине комнаты слышно было, как лилась одинокая струйка. – Мы с ним тезки.

– Совпадение, – проговорила Мари.

Оба минуту-другую смотрели друг на друга.

Джозеф отвел глаза.

– Гипсовые статуи святых, – пробормотал он, глотнув воды.

Спустя некоторое время Мари его окликнула:

– Джозеф?

– Да.

– Подойди ко мне и возьми меня за руку, ладно?

– Ох уж эти женщины, – со вздохом произнес Джозеф.

Он подошел и взял Мари за руку. Через минуту Мари высвободила руку и спрятала ее под одеяло. Рука Джозефа осталась пустой. Закрыв глаза, дрожащим голосом она проговорила:

– Ладно, забудь. Когда воображаешь, получается лучше, правда. Когда мысленно по моей воле ты держишь мою руку в своей.

– Бог ты мой, – сказал Джозеф и направился в ванную.

Мари выключила свет. В темноте видна была только узкая полоска света под дверью ванной. Мари прислушалась к сердцу. Оно билось упорно с частотой сто пятьдесят ударов в минуту, а ее костный мозг по-прежнему пронизывала мелкая жалобная дрожь, словно в полости каждой кости ее тела была заключена, как в бутылке, трупная муха, которая ныряла вверх-вниз, жужжала, билась и трепетала где-то глубоко, глубоко, глубоко. Взор Мари обратился вовнутрь себя: там притаилось ее сердце, разбивающее себя вдребезги о грудную клетку.