Неестественная бледность на лице матери уступила место лёгкому румянцу, а пугающие тёмные круги под глазами почти исчезли. Мать казалась такой весёлой и беспечной, будто и вовсе не было никакого длительного недомогания, во время которого она от слабости проводила целые дни в постели, равнодушно глядя на пылающий в камине огонь. В движениях её появилась нетерпеливая порывистость, отчего казалось, что она не ходит степенной походкой, подобающей взрослой даме, а пританцовывает, как расшалившийся ребёнок.

Наблюдая эти изменения в поведении и самочувствии матери, отец связывал их с положительным влиянием тётушки Мод, отчего начал демонстративно выказывать той свою симпатию и сердечную благодарность. Тётушка же, вопреки моим ожиданиям, по-прежнему общалась с отцом подчёркнуто вежливо, стараясь не вступать с ним в долгие беседы, и подчас бывала холодна и равнодушна к оказываемым ей знакам родственного внимания.

Мою искреннюю радость от пребывания в поместье долгожданных гостей омрачало лишь то, что тётушка Мод и моя мать приобрели досадную для меня привычку уединяться. Ни одна из них не спускалась, как раньше, к завтраку, вместо этого они устраивали чаепитие в комнате матери, ведя при этом таинственные беседы.

Множество раз я прокрадывалась в смежную со спальней гардеробную, имея намерение выяснить тему этих секретных разговоров, но дверь между комнатами всегда была заперта на щеколду с внутренней стороны, а через тонкую стену до меня доносилось только приглушённое шушуканье и редкие смешки.

После обеда моя мать и тётушка Мод принимались прогуливаться в старом яблоневом саду, наслаждаясь уединением и опять-таки беседой о чём-то, не предназначенном для посторонних ушей. Во время послеполуденного чаепития (которое обставлялось с невероятной пышностью, что вызывало бранчливое ворчание миссис Дин и недовольство Абигайль), сёстры то и дело обменивались туманными фразами, которые я не могла разгадать. Если же мы с Элизабет стремительно входили в гостиную, где находились наши матери, то они резко меняли тему беседы, имея при этом смущённый вид. Всё это укрепляло меня в подозрениях, что мать имеет от всех некую тайну, в которую посвящена только лишь тётушка Мод.

Тяжёлое чувство ревности всё более овладевало моей душой, вынуждая теряться в догадках и терзаться самыми мрачными подозрениями. Если раньше я ожидала визита наших родственниц для того, чтобы получить так недостающие мне знаки материнской приязни и внимания, то этой весной мы с кузиной оказались предоставлены друг другу.

Нельзя сказать, что мы плохо проводили время. Та счастливая пора навсегда останется для меня благословенной эпохой, полной трепетно оберегаемых воспоминаний. Глядя на нас с кузиной сейчас, я иногда мысленно возвращаюсь туда, к ярким образам и событиям прошлого, когда груз потерь ещё не давил на мои плечи, а страх перед будущим не сжимал моё сердце жестокой рукой.

Тогда, весной одна тысяча девятьсот четвёртого года, мы были по-настоящему счастливы, хотя и не были ещё способны осознать этот факт. Наш старый дом с высокими сводчатыми потолками, гулкими пустыми коридорами и заброшенным восточным крылом являлся великолепным плацдармом для всевозможных игр, какие только могут прийти в голову двум девятилетним девочкам с безудержной фантазией.