– Успокойся, – сказал я. – Не хочешь – не рассказывай.

Вот тогда он мне все и рассказал.

– Я знаю, что могу тебе доверять, – начал он. – Я твердо в этом уверен. Ты был хорошим учителем. И ты хороший друг. И я чую в тебе кое-что еще. По тому, как ты говоришь о прошлом. По выражению твоих глаз. И – пенни, который ты носишь с собой. Ты сказал, что он старинный. А еще – ты столько всего знаешь. Я думаю, ты такой же, как я. Ты – хороший друг.

Последние слова он повторил много раз, словно хотел закрепить сказанное.

– Да. Мы хорошие друзья.

– Мурууру. Спасибо.

Так между нами возникло взаимопонимание, затем – доверие, от которого оставался всего шаг до откровенности.

Мимо нас прошел Холламбли. Холламбли спал рядом со мной и постоянно ворчал, что зря мы взяли на борт Омаи.

– Он – обуза, жрет наши припасы и сулит нам всякие напасти.

Сейчас он покосился на нас, красноречиво поднял брови и прошел мимо.

– Я здесь старше всех, – сказал Омаи. – Как, думаю, и ты. За пять лет твое лицо не изменилось. Ни капли.

– Так и есть, – шепотом отозвался я. И замолчал, настолько он меня поразил. Это было прекрасно и ужасно одновременно. До знакомства с доктором Хатчинсоном оставался еще целый век, а я уже встретил похожего на себя человека и смог наконец сказать правду. Наверное, примерно то же испытывает жертва кораблекрушения, когда после десятилетий одиночества на необитаемом острове встречает оставшегося в живых собрата.

Он смотрел на меня и улыбался. От страха почти не осталось следа.

– Ты такой, как я. Я такой, как ты. Я так и знал. – Он с облегчением рассмеялся. – Я так и знал.

Он обнял меня. Наши тени слились.

– Это неважно. У нас с тобой одинаковая мана. У нас общая тень.

Я не в состоянии передать всю значимость той минуты. Да, Мэрион была такой же, как я, но я ведь ее так и не нашел. С Омаи я не просто почувствовал себя не таким одиноким – я почувствовал себя обычным человеком. И мне немедленно захотелось узнать все. Оглядевшись вокруг и убедившись, что ни матросов, ни офицеров на палубе нет, мы продолжили разговор.

– Поэтому ты и уехал? Поэтому решил покинуть острова?

Он кивнул. Похоже, кивать головой в знак согласия принято повсеместно. Так же, как пребывать во власти суеверий.

– Да. Трудно было. Поначалу на Таити все шло хорошо. Они воспринимали меня как… особенного. Вот почему я стал вождем. Они считали это доказательством того, что мана во мне добрая. Что я – добрый. Что я наполовину человек, наполовину бог. Никто не отваживался даже приблизиться ко мне при свете дня, чтобы не наступить на мою тень. – Он засмеялся и устремил взгляд в морскую даль, будто прошлое прячется у горизонта. – Я очень старался и был хорошим вождем, но после многих, очень многих лун все изменилось. Появились другие люди. Каждый хотел стать вождем. А я не мог перестать быть вождем. Единственный способ перестать быть вождем – это умереть. Так что я был…

Он начал трясти руками возле своей головы.

– В ловушке?

– Да, я попал в ловушку. Значит, я должен был уйти. И начать все заново, встретить новый рассвет. Но дню положен свой срок, а потом наступает ночь. У меня не осталось мест, куда бежать. А я хотел жить.