«Из сотворения миров ничего не выходит, — думает Бог. — Сотворение миров ни к чему не приводит, ничего не раскрывает, не увеличивает, не изменяет. Это все напрасно».
Для Бога смерти не существует, хотя иногда Богу и хотелось бы умереть, как умирают люди, которых Он заточил в мирах и вплел во время. Иногда души людей ускользают от Него, исчезают с Его всевидящих глаз. Вот тогда Бог тоскует больше всего. Потому что знает, что вне Его существует неизменный порядок, соединяющий все переменчивое в единый рисунок. И в этом порядке, в который помещен и сам Бог, все, что кажется преходящим и рассеянным во времени, начинает существовать одновременно и вечно, вне времени.
Время Адельки
Аделька вышла из келецкого автобуса на Большаке, и ей показалось, что она проснулась. Что она спала и ей снилась ее жизнь в каком-то городе, с какими-то людьми, среди перепутанных и смутных событий. Она тряхнула головой и увидела перед собой лесную аллею, ведущую в Правек, липы по обе ее стороны, темную стену Воденицы, — все было на своих местах.
Она приостановилась и поправила сумку на плече. Посмотрела на свои итальянские туфли и пальто из верблюжьей шерсти. Она знала, что выглядит красиво, как на картинке из журнала, словно модница из большого города. И двинулась вперед, балансируя на высоких шпильках.
Когда она вышла из леса, ее поразила огромность неба, которое вдруг распахнулось. Она уже забыла, что небо может быть таким большим, словно умещая в себе и другие, неведомые миры. Она никогда не замечала такого неба в Кельцах.
Она увидела крышу дома и не поверила глазам, как сильно разросся куст сирени. Когда она подошла ближе, у нее на мгновение замерло сердце — не было дома тетки Попугаихи. На то место, где он всегда стоял, вошло небо.
Аделька открыла калитку и встала перед домом. Двери и окна были заперты. Вошла во двор. Он зарос травой. К ней выбежали маленькие карликовые куры, разноцветные, как павлины. Тогда ей пришло в голову, что отец и дядя Изыдор умерли, а ей никто не сообщил, и теперь она приехала в пустой дом, в этом своем пальто из «Телимены» и на итальянских шпильках.
Она поставила чемодан, закурила сигарету и пошла через сад, туда, где когда-то стоял домик тетки Попугаихи.
— Так это ты куришь? — вдруг услыхала она.
Она машинально бросила сигарету на землю и почувствовала в горле старый детский страх перед отцом. Подняла глаза и увидела его. Он сидел на кухонном табурете среди груд щебня, бывшего когда-то домом его сестры.
— Отец, что вы тут делаете? — спросила она, изумленная.
— Слежу за домом.
Она не знала, что сказать. Они смотрели друг на друга в молчании.
Было видно, что он не брился целую неделю. Его щетина стала теперь совсем белой, словно на лице осел иней. Она заметила, что он очень состарился за все эти годы.
— Я изменилась? — спросила она.
— Постарела, — ответил он, снова переводя взгляд на дом. — Как и все.
— Что случилось, папа? Где дядя Изыдор? Тебе что, никто не помогает?
— Все хотят от меня денег и стремятся завладеть домом, будто бы меня уже нет. А я еще есть. Почему ты не приехала на похороны матери?