Слушая тревожные сводки с фронтов, я ни разу не уловила каких-нибудь знакомых названий населённых пунктов. Поэтому мне представлялось, что близкие мои находятся в глубоком тылу. Только теперь, когда я изучаю автомобильную карту Ленинградской области и нахожу райцентр и центральную усадьбу колхоза, я понимаю, что наша деревенька оказалась под немцами ещё в начале сентября.

Отчего я не чувствовала опасности, грозившей родным? С одной стороны, я попала в совершенно новый мир и была слишком увлечена освоением совершенно новой жизни. С другой стороны, подозреваю, что отец и бабушка могли погибнуть ещё во время боёв или быть убиты в первые дни оккупации. Их чистые души не хотели тревожить меня, а тихо стояли где-нибудь рядом, создавая удивительное чувство безопасности и даже счастья в самом сердце охваченной бедой страны. Хорошо, если это было именно так.

А мать? Отчего я не чувствовала, что с ней происходит… что-то… что-то непоправимое… Или это случилось раньше? Или позже?.. Когда мне сказали, что она болела и что её давно уже нет?.. Когда это было?.. В те первые недели новой жизни я была спокойна… Не понимаю… Мутится сознание… Время и события путаются, расплываются… Надо сейчас восстановить в памяти то, что возможно. Всё, что возможно, надо уяснить последовательно и чётко. Позже вернусь к слепым пятнам. Потом…

Как бы то ни было, я безоговорочно верила тому, что мне говорили наставники: сказали, что всё хорошо, значит, нет причин для беспокойства.

В коротеньких перерывах между занятиями, когда на улицу не выйти, я любила постоять в одиночестве у окна, раздвинув синие гардины, любуясь бульваром и площадью и мечтая, как однажды отправлюсь гулять по городу на целый день. Самый лучший вид открывался из углового окна: там кроны деревьев не загораживали площадь, а на переднем плане во всей красе представал верхний вестибюль метро. Я каждый день мечтала о прогулке по кривым переулкам и широким площадям, и как буду стоять прямо под стеной Кремля!

В окно я много раз наблюдала, как в отдалении поднимались аэростаты. Они плавали в небе над городом, подобно сонным сомам в заводи, и можно было представить себе, будто находишься на дне гигантского водоёма, а над тобой — водяная толща. Тем более что осень вовсю вступала в права, погода всё чаще портилась, между небом и землёй повисала промозглая водяная взвесь.

Рядом с моим любимым окном находилась комната, дверь в которую всегда, когда ни дёрни, оказывалась запертой. Находясь рядом с этой комнатой, я всегда ощущала лёгкое покалывание: так бывает, когда чувствуешь энергетическую опасность. Ясное дело, я настроилась и попыталась заглянуть в комнату. На удивление, она не была экранирована, и я легко проникла туда мысленным взором. Хорошо, что не вошла туда мысленно, а только заглянула через дверь! Чёрная темнота, и внутри — множество таких же чёрных мелких бесов. Не нашлась бы, как по-другому их назвать. На первый взгляд они казались довольно однотипными: круглая голова, дырочки глаз, искривлённый в гневной гримасе рот — и ничего больше. Все эти головы болтались в пространстве и перемещались, как воздушные шарики. Заметив меня, «бесенята» злобно заверещали. Я не стала нарываться и ретировалась. Настоящего ужаса почему-то не испытала. Только странно показалось: как это среди наших энергетически прочищенных, светлых помещений затесался такой нечистый зоопарк?