Был месяц май, и сильно припекало. Согласно плану командования, моей роте предстояло продвинуться через зеленку и выйти к занятому духами кишлаку. Две другие роты действовали с других сторон, мою же должны были поддержать сорбосы, как называли местных солдат. Целый полк, между прочим. Формально – немалая сила, а уж по сравнению с моей ротой, в которой на той операции было сорок два человека…

До замены мне оставалось каких-то пару месяцев, и я хорошо представлял по опыту, чего реально стоит афганская армия. Потому я бы лучше предпочел, чтобы рядом была бы какая-нибудь наша рота, безразлично, с какой части. Мы же там все были друг другу братьями. А уж в бою шурави в любом числе были силой.

Согласно данным союзников, никого в зеленке быть не могло. Но мало ли какие у них данные и откуда они взялись! Я двигался с максимальной осторожностью и оказался прав в худших предчувствиях.

Бой начался внезапно, как начинаются многие бои. Самое плохое: духов в зеленке оказалось немерено. Да, воевать труднее в горах, однако потери в зеленке всегда больше. И управление нарушается, и никогда не знаешь, из каких кустов выскочит дух. Победа была за нами, только цена оказалась велика. Два «двухсотых» и четверо – «трехсотых». В числе убитых – один из двух моих взводных.

Дальше было еще хуже. Между зеленкой и кишлаком роту накрыло минометным огнем. Обычное в тех краях дело – утечка информации, благодаря которой противник хорошо подготовился к встрече. Другим ротам тоже пришлось несладко, и оставалось надеяться лишь на выдвигающихся сзади сорбозов. Правда, нас поддерживала артиллерия, при роте был корректировщик, а без нее был бы полный афедрон. И все равно у духов имелось преимущество позиции, численный перевес, а мы лежали, прижатые к камням, и ждали подмоги.

Меня накрыло еще в самом начале близким разрывом. Вырубило не ранением, осколок саданул по левой кисти, а контузией. Тем не менее неким неведомым образом очнулся я сравнительно быстро. Сильно тошнило, перед глазами все расплывалось и плыло, каждый звук болью отдавался в голове, и пришлось мобилизовать все силы, чтобы обрести способность мыслить. Рука в тот момент не волновала. Ну, задело, так уже перевязали, и неважно, что кровь сочится сквозь бинты. Вдобавок мне вкололи афганский коктейль – промедол в сочетании с коньяком. Обычный при контузии может вызвать весьма скверные последствия.

Положение было хреновым. Минометы были подавлены, однако противник превосходил нас в числе, а сорбосов все не было, и имелось подозрение, что и не будет. Вдобавок духи вновь потихоньку стали проникать в покинутую нами зеленку, и бой теперь велся в полуокружении. Потом к нам все-таки прорвалась вертушка, и мы хотя бы смогли эвакуировать раненых и убитых. Наш батальонный фельдшер все пытался втянуть на борт и меня, но как оставить ребят в подобной ситуации? Из офицеров в строю теперь были лишь один из взводных, но он находился в Афгане лишь второй месяц и опыта имел маловато, да замполит. Какая тут, к черту, эвакуация?

Мы держались. Положение постепенно ухудшалось, надежда же на приход союзников растаяла. Я уже решился на последний выход – отправить ребят на прорыв через зеленку, самому же остаться прикрывать. Стрелять, правда, было трудно, перед глазами то и дело плыло, да и рука… Только что еще было делать? Не класть же своих! На крайний случай всегда можно сохранить одну гранату…