– Володя, ну что это такое?

Горбачев, как и Брежнев, не любил бронированную машину. Она была более тесной, с низкой крышей, вентиляция в ней хуже, окна не открывались. Но – могучая, оконные стекла – толщиной сантиметров семь, не меньше. Не только пуля, никакая граната не достанет.

Разве что из огнемета или из пушки можно взять. На наши рекомендации по поводу безопасности Горбачев отшучивался: «Что будет, то будет – от судьбы не уйдешь».

Потом стал сердиться, когда мы настаивали на бронированной машине. Приходилось решать вопрос через председателя КГБ. Горбачев нехотя соглашался на определенный срок, но потом снова просил свою привычную машину.

Оба, и Брежнев, и Горбачев, в личном плане были далеко не трусы.

Но мне кажется, все-таки главная причина нелюбви Михаила Сергеевича к бронированной машине – там не было стеклянной перегородки, отделяющей его задний салон от нас с водителем. Ведь он любил скрывать от меня даже то, что я обязан был знать по службе. Однажды он заказал мне в машине разговор, я соединил его, он попытался поднять стеклянную перегородку, но что-то заклинило, ничего у него не вышло, и он досадливо объяснил нам с водителем свои безуспешные попытки уединиться:

– Меньше знаешь – лучше спишь.

Брежнев, насколько помню, никогда этой перегородкой не пользовался. «Ташкент, первого секретаря!» Или кого-нибудь еще заказывает, говорит при нас. Во-первых, он знал, что ни от Рябенко, ни от меня никакой утечки информации никогда не будет – исключено. Во-вторых, он никогда никаких сверхсекретных разговоров из машины не вел.

Не останавливать личные машины, не задерживать общественный транспорт на трассах следования, не выставлять много охраны в командировках – все эти внешние атрибуты демократии, которым следовал Горбачев, доставляли охране немало беспокойства. Иногда приходилось элементарно обманывать его, например, на ^>постоянной его трассе – с работы и на работу – мы весь личный транспорт загоняли «в карманы» – переулки и тупики, Генеральный не видел этого.

В командировках же местные власти всегда перестраховывались, и мы ничего не могли поделать. «Вас за перестраховку поругают – и все, – повторяли всюду одно и то же, – а нам, если вдруг ЧП, головы не сносить». Канцлер Коль приехал к нам на переговоры, они проходили в Ставропольском крае – в Архызе. Местные власти настояли на своем, Ставрополь был утыкан милиционерами и военными. Это, к счастью, не бросилось в глаза ни Колю, ни Горбачеву, ни, самое главное, Раисе Максимовне. Все благополучно закончилось, высокий гость отбыл на родину.

А через полторы недели Ставрополь посетил еще один высокий гость – Толя, муж Ирины, дочери Горбачева. Там ему соседи, знакомые, родственники рассказали, что во время визита западногерманского канцлера на улицах Ставрополя было много военнослужащих, на улицах молодежь в первые ряды не пускали, а выставили ветеранов войны, которые выглядели, мягко говоря, не очень респектабельно. Вернувшись в Москву, Анатолий рассказал об этом дома. Раиса Максимовна возмутилась, Михаил Сергеевич устроил нам, охране, взбучку.