И Михаил Сергеевич, и Раиса Максимовна были довольны встречей. По дороге на дачу, в машине, и он, и она вспоминали:

– Смотри, молодой-то!

Все шло своим ходом, как всегда. Те же звонки от тех же людей из Москвы. И гости те же. К середине августа подъехал ненадолго земляк, первый секретарь Ставропольского крайкома партии Иван Сергеевич Болдырев.

При такой обычности, привычности, когда в радиусе одного метра от тебя ничего внешне не меняется, все кажется вечным, а вечнее всего – собственное кресло, не хочется верить ни во что опасное и заглядывать дальше этого одного метра.

Кажется, и я, далекий, от политических интриг, знающий лишь свои прямые обязанности, мог без труда предположить расписание второй половины отдыха. 19-го вылетаем в Москву. 20-го – подписание союзного договора. Возвращаемся обратно. 22-го – снова здесь. 22-го – мой день рождения… Я знал, как он пройдет.

Каждый раз я отмечаю день рождения в командировке, при отдыхающем вожде. Во времена Брежнева это было, как правило, в Ливадии, иногда в Астрахани, в охотничьих угодьях. Обычно в первой половине дня кто-то из официанток или обслуги окликает: «Владимир Тимофеевич, вас просит Леонид Ильич». Но чаще Рябенко говорил: «Володя, зайди». Леонид Ильич жал руку:

– Володя, поздравляю! Успехов тебе всяческих, здоровья. – И тут же добавлял: – Ну, здоровье у тебя вроде в порядке.

Действительно, здоровье всегда было и осталось отменным.

Брежнев вручал подарок, фантазия небогатая, почти всегда это были часы – ручные, карманные, будильник. Поздравляла каждый раз и Виктория Петровна.

Однажды оказался рядом Бугаев, он также вручил подарок от себя – часы.

Ребята, конечно, тоже скидываются, поздравляют. Вечером в служебном домике собираемся своей компанией.

Весь день звонят товарищи из Москвы, из «девятки»:

– Привет, Володя!

У одного из наших коллег день рождения 23 августа, а у самого Рябенко – 25 августа И очень часто 25-го мы устраивали общее застолье. Леонид Ильич иногда спросит в этот день:

– Где Рябенко?

Кто-нибудь подскажет:

– Сидят, отмечают…

– А, а, ну пусть, пусть, не зовите.

При Горбачеве ритуал сохранился. Очень хорошо, тепло поздравляли и Михаил Сергеевич, и Раиса Максимовна. Подарки стали разнообразнее – столовая посуда, чайный сервиз. Если Брежнев мог забыть иногда о моей дате и Рябенко ему напоминал, то Горбачевы – и он, и она – помнили, я даже удивлялся этому. Однажды вечером я с Михаилом Сергеевичем плавал, и он сказал вдруг:

– А ты чего, у тебя ж день рождения? Иди, отдыхай.

На октябрьские и майские праздники Раиса Максимовна передавала для моей жены Даны цветы. В этом отношении они оба были внимательны.

Когда исполнилась круглая дата, мне вручили орден Красной Звезды. Боевая награда – очень дорога мне.

Мы прилетели в Форос 4 августа, и буквально на второй день Плеханов заговорил вдруг о моем самочувствии:

– У тебя усталый вид. Как твое состояние, как нервы?

– Год без отпуска, – ответил я, – год был напряженный.

– Отдохнуть бы тебе надо, – неожиданно сказал начальник управления.

Меня подобная неожиданная забота удивила. Все годы ни он, ни другое руководство подобных разговоров не заводили, раньше декабря вопрос об отпуске вообще не возникал.