С этого момента начался новый этап в нашей деятельности. В технологию изготовления марок я не вникал, но, судя по тому, с какой скоростью Боря выдавал фальшивки, она была отлажена.
Мы уже не рассылали писем. Мы закупали конверты без марок, снабжали марками и сдавали на почту.
От идеи сдавать почтовикам сами марки мы отказались. Это было чревато провалом. Конверты же с марками сомнениям даже не подвергались. Так мы работали год. Боря уехал в Штаты первым. Снабдил меня продукцией на несколько месяцев вперед и отправился готовить почву для меня и Любы.
Я уже знаю, что домик в Майами на мое имя куплен и ждет. И большая часть моих сбережений уже на счету.
На днях уезжаю и я. Один. Люба, женщина, которая не оставила меня в трудную минуту и которая вытащила меня, можно сказать, с того света, остается здесь.
Америка — не для нее. Так она решила. И я ее понимаю, потому что уверен, что Америка — и не для меня. Для меня главное постоянство в жизни и преданность близкого человека. Тогда я готов для него на все.
Но я должен ехать. Дело себя исчерпало. Я знаю, что власти уже всерьез обеспокоились, почему упали продажи законных конвертов.
Вернее, беспокоились они и раньше, но теперь им взбрело в голову сравнить количество проданных конвертов с количеством пройденных через ведомство в виде писем. Времена перестали быть бесхозными.
Зачем я все это пишу? Когда-то, обманув меня на последние мои гроши, мошенники помахали мне на прощание ручкой. Или, точнее, сунули напоследок дулю под нос.
Это письмо — не дуля. Может быть, исповедь. Я уверен, что в Америке меня не достанут, так что пишу смело. Письмо-то попадет в редакцию только после того, как я уеду.
Но главная его цель — это обращение ко всем, у кого мы когда-то украли одежду.
Я хочу вернуть этим людям похищенное. Конечно, мода с тех пор изменилась. Но, думаю, соболья шуба — достойная замена. Я прошу людей, чьи дубленки и шубы были похищены из институтских гардеробов, откликнуться на это письмо. И сообщить в редакцию «Одесского вестника» свои координаты. А заодно и приметы их украденных вещей. То же самое можно сделать по телефону посредника (в скобках был указан телефон).
С уважением. Филипп».
Может, в этом месте и стоило закончить главу. Поначалу я так и решил: остальное — лишнее.
Хотя история на этом не закончилась. Просто продолжение ее показалось мне слишком... не то чтоб сентиментальным, а даже каким-то сериальным. В смысле смахивающим на перипетии слезных сериалов «мыльных опер».
С другой стороны, какое мое дело, на что история смахивает. Она — чья-то жизнь, и не мое право подрихтовывать ее. Мое дело рассказать все как есть, рассказать, что было дальше.
А дальше было вот что...
Я дочитал это то ли письмо, то ли рассказ. Посидел еще какое-то время молча. Попробовал переварить. Не смог.
Спросил у Гарика, дружка-репортера:
— Когда оно пришло?
— Давно. С год назад.
— И что было потом?
— Юридический отдел переправил в милицию. Там разбирались.
— Что сказали? Гарик пожал плечами:
— Ничего вразумительного. Мол, все чушь. Но печатать запретили.