На пляже Гена располагался у крайней перевернутой лодки. Украдкой посматривал на кумиров.
«Таким мне не стать», — с тоской думал он.
В делах амурных Гена преуспел, но успех его распространялся исключительно на студенток родного института и одну библиотекаршу Горьковки. В фантазиях же его вовсю орудовали другие женщины. Недоступные, манящие одесситки. Опытные, насмешливые, порочные. Опять же разных возрастов и степеней потасканности, но почему-то преимущественно блондинки и почему-то преимущественно крашеные. При виде таких Геннадий испытывал мгновенно возникающее томление и неуверенность. И обреченно думал: «Зараза...» — то ли о ней, то ли о себе.
К концу первого семестра третьего курса беспечной студенческой жизни пришел конец. В один день будущее мечтателя-студента перестало быть радужным, но, как оказалось позже, именно тот день и предопределил это самое будущее.
Как важно бывает иногда в жизни вовремя занять очередь за «Докторской» колбасой. Поленился бы выстоять пятнадцать минут или вспомнил бы про загашник в дальнем углу холодильника... И удача — тю-тю...
Гена не поленился и не вспомнил. Не упустил свой шанс.
Очередь была небольшая — человек семь. Женщины, мужчины... Все пожилые, обыденные. Только один, стоящий третьим, сразу привлек внимание Гены. Тем самым, характерным, узором морщин. Гена сразу приметил его. Может, потому и занял очередь, чтобы получше рассмотреть. Хотя вряд ли. За два года Гена не то чтобы пресытился типажами, но стал избирательнее в наблюдениях. Поразить его уже было непросто.
Этот, стоящий перед Геной, был типичным одесситом. Пятидесятилетний коренастый мужик. Лицо драное, внятное. В глазах — усмешка. С виду — работник жэка. Такие в коллекции Гениных наблюдений уже были. Да и со спины его не особо рассмотришь. Но рассмотреть жэковского работника довелось позже... С глазу на глаз...
Возникший у прилавка долговязый парень повел себя совсем чуть-чуть не так, как следовало. Ну, начал бы он словами: «Граждане, прошу прощения, очень надо...» — кто бы ему полслова сказал?!
Нет, бесцеремонно сунул руку-клюшку поверх пожилой покупательницы и потребовал:
— «Три семерки». Два раза. — И даже не глянул на людей.
Люди зароптали.
А этот, нахал, возьми еще и цыкни:
— Ша. Раскудахтались.
Задело такое поведение Гену. Он, правда, думал, что жэковец проявит себя. Потому и не поспешил с замечанием. Уступил ему право как старшему и как одесситу. Но старший себя не проявил. Стоял как ни в чем не бывало, взирал насмешливо. Но, правда, и не ворчал вместе со всей очередью.
— Ты — за мной, — несколько осипшим голосом сообщил тогда долговязому Гена. Из своего конца.
Тот не отреагировал.
Гена шагнул к нему, жестко взял за руку. Выше локтя.
Долговязый раздраженно обернулся. И удивился увиденному. Что этот пацан-интеллигент себе думает?!
Но жесткость прикосновения и устойчивость взгляда пацана сбили его с толку. Когда интеллигентные люди ведут себя так — это всегда сбивает. Опасение закрадывается: что, если все не так просто...
— Ты за мной, — повторил Гена внятно.