– Нет. Вы хотите отвезти меня туда, где живут мои родители. А мой дом – здесь, – она похлопала по скамье. – Вот мой дом, мистер По. – Девушка обвела рукой пышную растительность. – И вот. – А потом положила руку на грудь, туда, где сердце. – И вот.
– Ладно, я понял. Наш дом – там, где мы. Наш дом – наше тело и наше сознание. В общем, все это звучит хорошо, но твоя семья – не здесь. Твои родители ждут тебя в вашем семейном доме.
Девушка продолжала терпеливо улыбаться. Мне следовало преодолеть этот уровень самоконтроля, потому что за ним были нужные мне рычажки. Один из них – страх. Другой – неуверенность, которая тоже есть разновидность страха. Их много.
– Мистер По, – сказала она, прежде чем я успел дотянуться до первого рычажка. – А нам все это нужно? Ну, то есть, я понимаю, что вам платят за работу, и, наверное, полагается вознаграждение, если вы меня привезете. Знаю я папины методы. Он умеет стимулировать. Мне кажется, нам проще играть в открытую. Вы хотите заработать свой гонорар. Папа с мамой хотят меня вернуть, упрятать в больницу и получить опекунство – надо мной и моими деньгами. Они думают, я чокнутая, а вы думаете, что мне здесь промыли мозги. Так ведь? Я ничего не забыла?
Пришлось улыбнуться.
– Сообразительная малышка.
– Мне почти девятнадцать, мистер По. Я давно не малышка.
– Девятнадцать – не так уж много.
Она покачала головой:
– Девятнадцать – это столько, сколько мне отпущено.
Мы помолчали.
– Ну, – подбодрила она, – спрашивайте.
– Что спрашивать?
– Что-нибудь. Я сейчас сказала, что девятнадцать – мой предел. Может показаться намеком на суицид. Или фатализм. Или признак глубоко запрятанной депрессии. Ну, давайте, комментируйте.
Я только и сказал:
– Интересная ты девочка.
– Личность. Если не хотите считать меня женщиной, называйте личностью. Я вам не девочка.
– Извини. Таки да, ты интересная личность.
– Которая не соответствует шаблону, да?
– Какому шаблону?
– Ну, если бы речь шла о политике или какой-нибудь радикальной воинствующей группировке, вы бы ждали от меня большей эрудиции. Ждали бы заумных цитат, всякой марксистской или псевдомарксистской дребедени. Но наша церковь – не радикальная. Нас политика не интересует. Меня уж точно не интересует. Такие, как вы, называют наши взгляды культом апокалипсиса.
– Если это неудачное выражение, скажи, как называть.
Она рассмеялась.
– Да нет, нормально. Так и есть.
– Что – так и есть?
– Нам приходит конец.
– Из-за Нибиру?
– Конечно.
– А что такое Нибиру? Ведь даже единого мнения нет.
– Да, – она усмехнулась. – Это не коричневый карлик.
– Вот как?
– Думаете, я ничего не знаю. Думаете, я глупая маленькая девочка, попала в секту и уверена, что все мы пересядем на пролетающую планету. По-вашему, это новые «Врата рая» и новая комета. Вот как вы думаете.
И снова это был не вопрос, а утверждение.
– Давайте, я расскажу, – продолжала она, – что нам говорят здесь, в Церкви. В первую очередь нам объяснили, почему Нибиру не может быть бурым карликом. Потому что карлик – тело, превышающее размером Юпитер. Будь оно даже на самой далекой орбите, его обязательно бы обнаружили, поскольку его гравитация затрагивала бы все планеты в Солнечной системе.