Ясно, что ей по-прежнему придется терпеливо играть свою роль — самую трудную во всей этой драме, — роль по настоящему любящей жены, бесконечно преданной собственному мужу, не вызывая у него при этом очередных подозрений. В конце концов все это временно. Еще какое-то время ей, несомненно, удастся водить его за нос.

Они ехали молча. Лишь гипнотический Шелест шин, скользящих по мокрому асфальту, да ритмичноё тиканье «дворников» нарушали тревожную тишину.

Кендал с завистью посмотрела на безмятежно спящего Кевина, совершенно свободного от всякой ответственности, да и представления, об этом не имеющего. Многим она бы сейчас пожертвовала, лишь бы на мгновение забыться и чуточку вздремнуть. Но нечего даже и мечтать об этом. Кендал не успокоится до тех пор, пока не оставит далеко позади этот заштатный Стивенсвилл с его занудливым шерифом.

Собрав в кулак всю свою волю, она с новой силой вцепилась в руль и решительно газанула, неумолимо развивая скорость до предельно безопасной.

Он ощущал себя безжалостно вышвырнутым в кромешную тьму бесконечного туннеля с мчащимся прямо на него поездом. Он не видел его и не мог убежать. Единственное, что ему оставалось, это беспомощно, сжавшись в комок, ждать самого худшего. Причем самым невыносимым оказалось само это ожидание. Нужно обязательно справиться с этим страхом, непременно одолеть его, иначе от нескончаемого гула в голове просто глаза из орбит вылезут! Все его тело ныло от боли и неудобств. Подогнутые под себя ноги затекли настолько, что он уже не чуял их. Он даже не пытался сменить позу и выпрямить ноги, поскольку ясно осознавал абсурд своего желания. Он отсидел себе задницу; со сна на твердом сиденье с неестественно выгнутой шеей дико ломило спину. Все еще в мокрой одежде, голодный Й в довершение всего мучимый малой нуждой, он чувствовал себя самым несчастным человеком на свете.

Но, пожалуй, самое важное заключалось в том, что ему приснился сон.

Кошмарный сон. Он никак не мог избавиться от душераздирающего крика младенца. Крик этот все приближался и приближался, становился громче и отчетливее… В конце концов он проснулся. Сейчас он стремился полностью отстраниться, забыть эти жуткие вопли, но сознание почему-то всячески противилось. Как бы ни был ужасен этот сон, он все же предпочитал его не менее страшному пробуждению.

Почему?

Потом он вспомнил.

Он вспомнил, что ничего не помнит.

У него амнезия, которая, должно быть, вызвана как-то подсознательно. Даже этот умник со стетоскопом раскусил глубинную причину заболевания, его психологическую подоплеку.

Мысль о том, что он сам виноват в своем недуге, расстроила и здорово разозлила его. Наверняка ему удалось бы что-нибудь вспомнить, если бы он постарался как следует.

Он попытался заглянуть в самые темные уголки своего сознания и обнаружить там хоть какие-то проблески, натолкнуться на мельчайшие крохи, уловить слабый намек. Должен же он узнать — хотя бы немного — о себе.

Но его встретила абсолютная пустота. Ни проблеска, ни намека. Вся его жизнь до того самого момента, как он непонятным образом очнулся в больнице, была напрочь вычеркнута и зияла словно черная дыра.