Вскоре в чёрной квадратной дыре возникло мохнатое личико и опасливо повело выпуклыми глазёнками.

— Порядок, порядок… — успокоил его Николай. — Можешь не проверять… А я вон тебе эстонских сливок принёс… Ты ведь любишь эстонские?..

Согнутым пальцем он подтолкнул миску поближе, и выпуклые глазёнки вспыхнули. Домовой проворно сбежал на коготках по стенке, мигом очутился на столе и, блаженно заурчав, окунул мордашку в импортный продукт.

— А Череп с Есаулом разбираться будет… — сообщил он, чмокая и облизываясь. — Есаул его в прошлой жизни на пятнадцать сребреников кинул… Это им астролог рассказал, только его уже замочили…

— Да ты поешь сначала… Поболтать успеем…

Закинув ногу за ногу, Николай курил и поглядывал на гостя с дружелюбной усталой улыбкой. Верный заветам незабвенного шефа охранки Сергея Васильевича Зубатова, он полагал дурной привычкой сразу же брать осведомителя в оборот и вытрясать из него нужные сведения… Стукача надо любить. Ты сначала с ним потолкуй, поговори по душам, узнай, не нуждается ли в чём, помоги при возможности… А сведения он и сам тебе все выложит.

Лахудриком Николай дорожил. Этот домовой, доставшийся контрразведке Баклужино в наследство от советского режима, когда-то работал на КГБ, а в 1950 году, сразу после раскола нечистой силы, был даже внедрён в ряды катакомбных. Очень любил сливки.

Размашисто вылизав миску, он утёрся, сел на корточки и, сияя глазёнками, принялся взахлёб делиться новостями:

— А Череп говорит: включаю счётчик с Ирода Антипы… А там с Ирода такое накапало!.. Да ещё и по курсу… Все на ушах, из Тирасполя бригада едет…

— Да ладно тебе… — благодушно прервал его Выверзнев. — Сам-то как живёшь? Давно ведь не виделись…

Честно сказать, разборки баклужинской мафии, пусть даже и осложнённые интервенцией зарубежного криминалитета, сейчас его трогали мало.

Плечики Лахудрика брезгливо передёрнулись под гороховой шёрсткой.

— Беженцы достали… — посетовал он.

— Беженцы? — с проблеском интереса спросил Николай. — Откуда?

— Да эти, чумахлинские…

— А-а… Там же завтра два квартала под снос! А что за беженцы? Люди или домовые?..

— Да и те, и другие, — безрадостно отозвался Лахудрик. — Такой колхоз! Деревня — она и есть деревня… Нет, ну вот чего они сюда прутся? В Чумахле им, что ли, места мало?

Николай Выверзнев с сочувствием поцокал языком.

— А дымчатые есть?

— Лыцкие, что ли?.. Тоже хватает… Вроде и границу закрыли, и блокпост закляли — нет, как-то вот всё равно просачиваются… Житья уже от них никакого!.. Кормильчик со своими бойцами от мафиозных структур заказы принимает — на полтергейст! Это как? Достойно?.. Да никогда у нас такого раньше не было…

— А ты лыцких-то… всех знаешь?..

Лахудрик запнулся. Над занавеской в чёрном окне желтела однобокая луна. Тусклая — как лампочка в подъезде.

— В столице?.. Н-ну, в общем, да… Кого больше, кого меньше… А кто нужен?

— Хм… — в раздумье подполковник Выверзнев смял лицо ладонью. — Пока не знаю… — признался он, отнимая ладонь. — Но кто-то должен появиться. Причём не сегодня-завтра…

Лахудрик внимательно взглянул на Николая и уразумел, что разговор уже идёт всерьёз.