Лося передернуло от испытываемого унижения.

— Этот чижик за домом следил! — наябедничал он. — В бинокль.

Получилось очень по-детски. Егеря уставились себе под ноги, Лось покраснел, а Темногорская топнула ногой:

— Хватит! Бери ключи и делай, что тебе велено!

— Я сам, — быстро сказал Антонов, которому вовсе не хотелось, чтобы в его вещах рылись посторонние.

— Ни в коем случае, — отрезала Темногорская. — Идемте. Ваши вещи принесут.

Услышав это, Лось погонял во рту слюну и демонстративно сплюнул под ноги. Антонов сделал вид, что его это не касается.

Когда он поднялся на крыльцо и прошел за Темногорской в дом, она повернулась к нему и произнесла с притворной озабоченностью:

— Все же вам не следовало ссориться с начальником моей охраны. Он парень горячий и злопамятный.

— Я это заметил, — сказал Антонов.

— Будьте настороже.

— Не сомневайтесь, Белла Борисовна.

Сказав это, Антонов не удержался от улыбки. Нельзя было придумать ничего глупее, чем предупреждать его об опасности, которая подстерегала на каждом шагу в этом болотном логове.

Переступая порог, Антонов рассчитывал увидеть что-то вроде обветшалого дворянского гнезда с громоздкой рассохшейся мебелью, но его ожидал сюрприз. Интерьер в корне отличался от унылого экстерьера и приятно удивлял сочетанием современности с очень элегантной, хорошо отреставрированной стариной.

Круглый холл с изогнутой лестницей, ведущей наверх, был выдержан в серебристо-белых тонах, все двери и рамы сделаны из благородного светлого дерева, а ковер, подобранный в тон обоям, был пушист и мягок, как первый снег. На стенах, в лучах подсветки, висели картины, показавшиеся Антонову оригиналами. Впрочем, его познания в живописи ограничивались «Тремя богатырями» и «Девятым валом».

— Шишкин, — сказала Темногорская, придержавшая гостя за плечо, чтобы указать ему на большое полотно, знакомое большинству россиян с детства.

На картине было изображено медвежье семейство, собравшееся возле бурелома. В дремучий лес с вековыми деревьями робко заглядывали солнечные лучи. Над глубоким оврагом поднималась сизая утренняя дымка.

— Но это же… — Антонов осекся.

— Да, — горделиво подтвердила Темногорская.

— Я думал, эта картина хранится в Третьяковской галерее.

— Все так думают. Но в Третьяковке висит всего лишь копия.

Так и не сообразив, вымысел это или правда, Антонов последовал за хозяйкой дальше, и вдруг его внимание привлекло какое-то движение наверху. Вскинув взгляд, он увидел смотрящего на него поверх перил брюнета с блестящими черными глазами. Брюнет отпрянул, но подполковник успел узнать в нем Шамиля, которого запомнил по десяткам фотографий.

Террорист находился здесь! И, ясное дело, не для того, чтобы любоваться картинами или слушать светскую болтовню хозяйки.

Стараясь ничем не выдавать своего возбуждения, Антонов выслушал историю о том, как сам Никас Сафронов умолял Темногорскую позировать ему ню, и следом за хозяйкой подполковник вошел в гостиную. Здесь навстречу им поднялась почему-то перепуганная Павлина.

— У нас гость, — громогласно объявила Темногорская. — Займи его, а мне нужно отдать кое-какие распоряжения. — Она энергично помахала указательным пальцем. — И не вздумайте мне тут шуры-муры крутить, молодежь. Я дама строгих правил.