Если кто-то погибал в стычке с вьетконговцами, ему выпускали кровь, пока он был еще теплым, чтобы потом легче было нести. Как пояснил «Ринго», тело становится на четыре или пять килограммов легче, если из него своевременно выпустить кровь.

В его записях я нашел упоминание об одном случае, от которого даже мои, казалось, ко всему привыкшие нервы натянулись, как струны.

Однажды рейнджеры посчитали, что один из их товарищей убит, вскрыли ему вены на руках и ногах, чтобы выпустить кровь, но внезапно обнаружили, что он еще жив. Спасать его было поздно, и он так и умер, истекая кровью, пока его волокли по зарослям бамбука.

Я читал эти откровения «Ринго» и вспоминал, как примерно в эти же годы по заданию Центра совершал ходки в соседнюю со страной, в которой я работал, португальскую колонию, где в течение многих лет, то затухая, то разгораясь с новой силой, шла освободительная война.

Ходки эти я совершал, конечно, не в одиночку, а, как правило, в довольно представительной и интересной компании. Чаще всего это были военные советники, которых сопровождал кто-то из наших военных коллег. Иногда вместе с нами шла группа военных медиков, которые должны были заменить своих предшественников, отработавших положенный срок в полевых госпиталях освобожденной зоны. Медики были по большей части молодыми офицерами, недавними выпускниками военно-медицинской академии, хотя оформляло их почему-то не военное ведомство, а «Спутник», занимавшийся молодежным туризмом.

Медики заблаговременно отпускали усы и бороды и потому мало чем отличались от португальцев, сражавшихся в колониальной армии, или от охранявших нас кубинцев, которым, как я заметил, руководство национально-освободительного движения доверяло значительно больше, чем собственным бойцам. Причину такого недоверия я выяснил еще перед первой ходкой, спросив у кубинского командира, возглавлявшего наш небольшой отряд, что из себя представляют полсотни входивших в него аборигенов.

— Да кто их знает! — развел руками кубинец. — Они уже по два, а кто и по три раза воевали и на той, и на другой стороне.

— Как это? — изумился я.

— А так: кто возьмет их в плен, за того они и воюют!

Заметив мой, прямо скажем, растерянный взгляд, кубинец похлопал меня по плечу и добавил:

— Не переживай, дружище. Скажи своим, чтобы держались к нам поближе, и все будет о'кей.

Я передал его слова своим попутчикам, и всю дорогу мы держались компактной группой вместе с кубинцами, готовыми (я в этом нисколько не сомневался!), если будет нужно, умереть, но защитить нас от любых неприятностей. Я понял это по напутственному обращению командира к своим солдатам.

— Провожая нас в Африку, Фидель сказал: «Советские товарищи помогли нам отстоять кубинскую революцию. Теперь наша очередь вернуть этот долг народам, борющимся за свою независимость». И вместе с советскими товарищами мы выполним наказ Фиделя!

Эта первая ходка запомнилась мне особо.

В ту благословенную пору мы еще не признавали официально свое участие в каких-либо военных операциях в других странах и потому нам не разрешалось брать в руки оружие. Считалось, что если какого-то советского гражданина захватят с оружием в руках, то, помимо громкого международного скандала, его ждет неминуемая смерть. А безоружный всегда сможет прикинуться дурачком и сказать, что он просто заблудился и вообще по чистому недоразумению оказался на чужой территории.