Они свернули на тротуар, мама поблагодарила Мадлен, впереди был перекресток.
Мадлен сама слышала, что о мощеный тротуар палка ударяет громче, чем об асфальт до этого, но ее слух ничего не уловил, когда они проходили мимо столба у проезжей части.
— Это просто перерыв в шуме машин, — объяснила мама и остановилась.
Она, как обычно, положила конец палки на бордюр, готовясь перейти дорогу, когда машины встанут и быстро защелкает светофор.
Они пошли дальше, вдоль большого желтого дома. Повернув к открытым гаражным воротам, мать цокнула языком. Так делают многие слабовидящие — чтобы услышать эхо и обнаружить возможные препятствия.
Придя домой, Джеки заперла дверь и накинула цепочку. Мадлен повесила свою куртку и увидела, как мать, войдя в гостиную и не зажигая свет, кладет ноты на стол.
Девочка прошла к себе, шепнула «привет» Коттену и как раз успела переодеться в домашнее платье, когда послышался мамин голос.
— Мадде? — позвала та из своей спальни.
Когда Мадлен вошла в освещенную комнату, мать стояла в одних трусах и пыталась задернуть шторы. В траве напротив окна лежал розовый детский велосипед. Штору защемило в створке гардероба; мать провела пальцами по шторе, освободила ткань и обернулась.
— Это ты зажгла здесь свет? — спросила она.
— Нет.
— Я имею в виду — утром.
— Вроде нет.
— Ты должна следить, чтобы весь свет был выключен, когда мы уходим.
— Извини, — сказала девочка, хотя ей казалось, что она не зажигала свет.
Мама потянулась за лежащим на кровати голубым халатом, руки пошарили и нашли его на подушке.
— Наверное, это Коттен. Испугался темноты, пришел сюда и зажег свет.
— Наверное.
Мама вывернула тонкий халатик налицо, надела, опустилась на колени и провела по лицу дочери обеими руками.
— Кто самая милая девочка в мире? Конечно ты, я знаю.
— Мама, у тебя сегодня нет учеников?
— Только Эрик.
— Тогда, может, наденешь что-нибудь?
— Спасибо за совет, — улыбнулась Джеки и завернулась в шелк халата.
— Надень серебристую юбку, она такая красивая.
— Тогда помоги мне подобрать что-нибудь к ней в тон. — У матери был цветовой индикатор, но она все равно спрашивала, подходит ли одежда по цвету, хорошо ли сочетаются оттенки.
— Принести почту?
— Пойдем на кухню.
Мадлен прошла через прихожую и, вдыхая запах влажной земли и крапивы, подняла почту с пола под дверью. Мама уже сидела за столом, когда девочка вошла и встала рядом с ней.
— Любовные письма есть? — как всегда, спросила Джеки.
— Вот… реклама какого-то риэлтора.
— Выброси. Выброси всю рекламу. Еще что-нибудь?
— Напоминание. Надо заплатить за телефон.
— Очень приятно.
— Еще… письмо из моей школы.
— И что там? — спросила Джеки.
Мадде распечатала конверт и вслух прочитала письмо, которое рассылали родителям всех учеников. Кто-то пишет ругательства на стенах коридора и туалетов. Директор убедительно просит родителей и опекунов побеседовать с детьми и втолковать им, что суммы, необходимые на покраску стен, будут вычтены из денег, выделенных на ремонт школьного двора.
— Ты не знаешь, кто безобразничает? — спросила мама.
— Нет, но я видела эти каракули. Ужасно глупо. Детский сад.