Он определил место как жилой дом, построенный после большого пожара на стекольном заводе в Сольбакене.

— Мы возвращаемся на базу, — буркнул Улле.

— А сигнал не успеете проверить? — спросил оператор.

— Ну… проверим, естественно.

Крупные дождевые капли ударили по крыше машины. Улле поежился, закрыл окошко и случайно раздавил бабочку-лимонницу.

— Есть подозрение на кражу со взломом в Гемлинге, — сказал он сыну.

Георг развернулся и поехал на юг, мимо обширных хозяйств — крупных лоскутов среди черного леса.

— Мама считает, что ты ешь мало овощей, и собиралась приготовить морковную лазанью, — сказал Улле. — Но я забыл купить именно морковь, так что сегодня будут рубленые котлеты.

— Отлично, — улыбнулся Георг.

Над полями уже сгустилась темнота. Крыло бабочки упало на внутреннюю сторону дверцы и дрожало в потоке воздуха из кондиционера.

Они замолчали, свернув на узкий проселок. Подвеска гремела на глубоких рытвинах, ветки с шумом задевали крышу и крылья машины.

— Черт, ну и дыра, — сказал Георг.

Фары машины прорезали туннель в темноте, в их свете закружились ночные бабочки, высокая трава на обочине дороги засветилась, словно латунная.

— Чем отличается сыр от дырки? — спросил Улле.

— Не знаю, папа. — Георг не отрывал взгляда от дороги.

— В сыре есть дырки, а в дырке — сыра нет.

— Здорово, — вздохнул сын и побарабанил пальцами по рулю.

Они свернули в большой двор и увидели внушительную печную трубу, вытянувшуюся в ночное небо. Под колесами похрустывал гравий. Улле, сопя, нагнулся к лобовому стеклу.

— Темно, — буркнул Георг и выкрутил руль.

Свет фар скользнул по кустам, ржавым автомобильным частям — и тут вдруг отразился от чего-то.

— Регистрационный номер, — заметил Улле.

Подъехав ближе, они увидели на площадке между развалинами фабрики автомобиль с открытым багажником.

Оба смотрели в сторону жилого желтого дома. Его окружала высокая крапива, окна были черными.

— Подождем, пока станут выносить телевизор? — тихо спросил Улле.

Георг повернул руль влево и выправил машину так, чтобы свет фар падал на веранду, после чего остановил автомобиль.

— Хотя тревогу подняли из-за подозрения на крупную разборку, — сказал он и открыл дверцу. — Пойду гляну.

— Не в одиночку, — заметил отец.

На обоих полицейских под форменными куртками были бронежилеты, на ремне висели пистолеты, запасные магазины, дубинки, наручники, фонарики и рации.

Узкие тени полицейских вытянулись на земле до самой крапивы и дальше, до дома.

Георг вытащил фонарик — ему показалось, что-то шевельнулось в развалинах, среди осколков стекла.

— Что там? — спросил Улле.

— Ничего, — ответил Георг. Во рту у него пересохло.

В темной листве зашуршало, потом донесся странный звук — словно кто-то, отчаявшись, кричит в лесу.

— Проклятые косули, как напугали, — сказал Улле.

Георг осветил глубокую шахту между разрушенными кирпичными стенами.

В сорняках повсюду сверкало битое стекло.

— Что это за место? — прошептал Георг.

— Держись поближе к стене — и все.

Плоский круг света от карманного фонарика заскользил по грязным окнам. Стекла были в мутных разводах и едва отсвечивали серым, отражая свет.