– У нас любой мужчина имеет право сделать подобное предложение понравившейся ему свободной женщине, – серьезно пояснил Даргэн.

– И что, я им всем одновременно понравилась?! Никогда бы не подумала! Они даже смотреть на меня избегали. Да и выглядела я… – Какие странные эти арианцы! Может, у них чем грязнее – тем привлекательнее?

– Конечно, всем! Как ты можешь не понравиться?! С твоей-то кровью. И все понимают, что ты только что пережила побег из тюрьмы, вылезла из скорлупы верпана, поэтому на грязь никто не обратил внимания. А избегали смотреть на тебя, потому что нельзя проявлять пристальное внимание к обретшей спутника. А именно так тебя все восприняли сначала, – спокойно разъяснял арианец, но хвост его продолжал выписывать невероятные вензеля.

– А почему они передумали? – Я даже про еду на коленях забыла.

– Ты всем дала понять, что не считаешь себя связанной со мной подобными отношениями, когда обратилась ко мне официальным именем, – Даргэн, присев на стул, отвел взгляд в сторону.

От потрясения я онемела. Это я не считаю?! Я очень даже считаю!

– Но послушай… Это же нелепо – я не знала о подобном! Иначе я бы никогда так к тебе не обратилась. Может быть, стоит всех собрать и объяснить, что я не поняла и извиняюсь?.. Ой! А я больше ничего им понять не дала? – я совершенно расстроилась от чужих культурных заморочек.

– Ты всех присутствующих мужчин наделила правом ухаживать за тобой, бороться за тебя и попытаться доказать, что именно он достоин стать твоим постоянным спутником жизни, когда официально им представилась, – угрюмо просветил меня Даргэн.

Я схватилась за голову. И что теперь делать? С единственным кандидатом в постоянные спутники жизни я уже для себя определилась, а к нежелательным ухаживаниям отношусь в принципе негативно.

– А… можно им всем сказать, что я не знала об этом правиле и действовала по земным нормам, а у нас представиться вовсе не так обременительно? – с надеждой уточнила я у Даргэна.

– Нет, если ты не намерена оскорбить всех своим сомнением в их мужской состоятельности! И меня в том числе, потому что я теперь тоже в числе тех, кого ты наделила милостью, – Даргэн резко вскочил.

– А ничего, что я в твоей комнате буду жить? Или мне надо отдельно поселиться? – тоскливо выясняла я, на что теперь могу рассчитывать.

– Лика! Я тебе сказал, что ты – моя! И не отступлюсь! К тому же мы с тобой знаем, что, когда я предложил себя тебе (а Даргэн в вашем понимании звучит как «мой Дарг»), ты – промолчала! Ответное молчание или представление себя мужчине коротким именем означает согласие. Единственное, что не дает мне сейчас открыто заявить на тебя свои права, – отсутствие свидетелей! Но жить ты будешь только в моей сфере, и точка!

Облегчение, накрывшее меня от этих слов, можно было сравнить только с моим возмущением, вызванным тем фактом, что Даргэн, когда предлагал мне себя там, на арене после боев, прекрасно знал, что отказаться я в принципе не в силах! Мое молчаливое согласие на любой его вопрос было безальтернативным, потому что говорить я не могла.

«Нахал самоуверенный».