- Спасибо, Николай Григорьевич. Можно вас попросить подозвать Наталью Сергеевну? Хочу с ней пошептаться.

Он с готовностью поднялся с кресла и уступил место Мадам. Я жестом попросила ее наклониться ко мне.

- Что с Аленой? - я старалась, чтобы никто, кроме Натальи, меня не слышал. - Вы что-нибудь ей даете, чтобы она успокоилась? Сколько времени она плачет?

- Вторые сутки, как Игорь… - она сглотнула и запнулась, - погиб. Она и до этого плакала, с того момента, как вы домой не вернулись, а после Игоря вообще все время… А что нужно ей дать?

Господи, ну за что мне судьба послала такую бестолковую хозяйку! Видит, что девчонка исходит слезами, и не может сообразить, чего ей накапать! Как вчера на свет родилась, честное слово!

- Феназепам дайте, у Николая Григорьевича есть, пусть рассосет две таблетки под языком. Валерьянку давайте постоянно, можно валокордин на ночь, тридцать капель, вместе с феназепамом. А еще лучше обратитесь к Юрию Назаровичу, здесь же больница, пусть ей укол сделают. Надо вывести ее из истерики чем-нибудь ударным, а потом уже поддерживать.

- Ладно, - растерянно пообещала Мадам. Можно подумать, что мысль о помощи собственной дочери ей даже в голову не приходила. - Ника, я вам привезу ночную рубашку, халат, тапочки, вкусненького чего-нибудь, ваши туалетные принадлежности…, что еще? Подумайте, что еще нужно.

Думать мне не хотелось, я устала и мечтала о том, чтобы они скорей ушли, потому что мне же еще нужно поговорить с Никотином, мне нужно столько всего у него спросить, а сил осталось совсем немного.

Но до общения с Никотином дело не дошло. Сначала мне пришлось пообщаться с доктором Бычковым, а потом я снова уснула.

В очередной раз я проснулась среди ночи с ощущением, что как следует выспалась и могу вставать и идти на работу В следующий момент вспомнила, что на работу мне не надо, и тихо обрадовалась. В палате темно, и я сперва не заметила, что в кресле кто-то сидит. Я подождала, пока глаза привыкнут к темноте, и сумела определить, что это Анна Она спала, откинув голову на высокую спинку и едва слышно посапывая. Я улыбнулась непонятно откуда взявшемуся ощущению счастья и опять погрузилась в целебный сон.

Через несколько дней после похорон Игоря Савенкова его двоюродная сестра Вера разбирала его вещи и наводила порядок в квартире, которая спустя какое-то время должна была перейти к ней в порядке наследования.

Никаких других родственников у Игоря не было, и претендовать на наследство некому.

Похоронили Игоря там же, где и мать Веры, в одну могилу с теткой положили, через год там поставят новый памятник, где будут значиться уж два имени, а пока рядом с памятником стоит скромная деревянная табличка с именем Игоря и датами жизни.

Вера очень волновалась, ведь впервые за много лет она снова оказалась в этой квартире одна. Как в детстве, как в юности… Как тогда, когда она принимала решение не показывать маме письмо Игоря из армии, в котором он писал, что, вероятно, скоро будет в Москве. Это решение далось ей нелегко, мать полностью подмяла под себя и дочь, и племянника, но, когда Игорь служил в армии, Вера была уже молодой женщиной и кое-что понимала.