— Об этом нам ничего не известно, герцогиня. Но Сильви подвергнется очень большой опасности, если кто-нибудь из убийц узнает, что она все еще жива. Ее необходимо спрятать.

Герцогиня вопросительно изогнула бровь:

— Вы полагаете, что монастырь наиболее надежен? Господь свидетель, я с почтением отношусь к его обитательницам, но никогда не знаешь, кто именно скрывается под монашеской одеждой и кто кому приходится родственницей. Это может оказаться очень опасным.

— А если ее записать под вымышленным именем?

— Это меня тоже не прельщает. И все-таки мне кажется, что ей там самое место. Бедняжка далеко не так хороша собой, как ее мать. Нет, девочка, конечно, привлекательна, мила… и еще так мала. Я должна подумать об этом в более спокойной обстановке. Но вот что касается писем… Не могло ли случиться так, что ими владел барон де Валэн, а его жена ничего об этом не знала?

— Вы допускаете, что он мог обыскать комнаты Леоноры Кончини, отправившись туда после своей невесты? Кьяра ведь была тогда очень молода и, вне всяких сомнений, испугалась рыться во всей этой колдовской рухляди, что заполняла жилье этой сумасбродной женщины. Сам де Валэн, намного более спокойный и рассудительный, их нашел. А когда понял, насколько они важны, просто решил не отдавать их королеве-матери. Что вы об этом думаете?

— Что таким образом он обрел надежную защиту от непостоянства и неблагодарности Марии Медичи! Ему только и оставалось, что поторопить ее с женитьбой.

— Все это более чем вероятно… — задумчиво произнес де Рагнель. — А пока могу я узнать, остановимся ли мы в Ане по дороге в Париж?

— Да, а почему вы спрашиваете?

— С вашего позволения, герцогиня, я хотел бы еще раз побывать в Ла-Феррьер и снова осмотреть библиотеку.

— Вы можете поступить так, как вам хочется.

Когда на следующее утро семья выезжала из Вандома, никто не мог понять, почему Сильви не сидится на месте. Она наполовину высунулась в окно кареты, а в те времена в них не было стекол и закрывали их кожаными шторами, с большим или меньшим количеством узоров. Малышка изо всех сил старалась не выпускать из вида башню Пуатье, ее заклятого врага, которого рано или поздно она надеялась победить. И только когда замок скрылся за холмом, девочка упала на подушки с глубоким вздохом удовлетворения. Элизабет пыталась добиться от нее объяснений, малышка улыбнулась ей, свернулась клубочком, как котенок, и преспокойно уснула.

Когда прибыли в Ане, Персеваль де Рагнель дал себе время только слегка освежиться, потом нашел ключи от Ла-Феррьер и оседлал свежую лошадь. Он свистнул Корантену особым условленным свистом — длинный, короткий, длинный — и отправился к маленькому замку. Был самый разгар дня. Шевалье считал, что у него в запасе достаточно времени, чтобы обыскать всю библиотеку, даже если ему придется провести там ночь.

Всадники были готовы к тому, что в замке стоит глубокая тишина, все пусто, как это обычно бывает после больших трагедий. Но, к немалому своему удивлению, обнаружили, что в Ла-Феррьер открыты двери и окна, повсюду суетятся люди. Совершенно очевидно, кто-то занимался приготовлением пищи, кто-то пропалывал двор, кто-то проветривал постели — матрасы свешивались из некоторых окон.