— Ведь мы не знаем, по какой дороге она поедет. Вы рискуете разминуться с ней, шевалье, — уговаривала его госпожа де Бюр. — Самое лучшее сейчас — это ждать ее здесь с нами вместе.

Это были мудрые слова, и Персеваль уступил мягкому нажиму, довольный в глубине души, что он может еще немного отдохнуть после поездки, оказавшейся куда более утомительной, чем он предполагал.

Да еще и Сильви привязалась к нему, как к последнему человеку, который связывал ее с исчезнувшим миром. Людовик де Меркер с удовольствием заметил, что малышка немного отстала от Франсуа и чаще гуляет теперь со своим взрослым другом, который крепко держит ее за руку.

А потом наступил тот благословенный вечер, когда карета теперь уже бывшего епископа Нантского привезла его, герцогиню Вандомскую и мадемуазель де Лишкур. Герцогиня явно была вне себя, а ее фрейлина по-прежнему оставалась безмятежно спокойной и, к несчастью, по-прежнему уродливой…

Герцогиня спрыгнула на землю, освободилась от многочисленных покрывал и коротких накидок, предназначенных для защиты от грязи, так как два дня подряд шел проливной дождь. Она прежде всего отдала приказание собирать вещи и готовиться к возвращению в Париж и только потом обняла детей.

— В Париж, сейчас? — запротестовал Людовик. — Да ведь там жарче, чем где-либо еще, и весь город провонял насквозь!

— Я и не знала, Людовик, что вы настолько изнеженны! Хорошо, можете оставаться в Ане вместе с сестрой и братом, а я поеду туда, где находится ваш отец.

И Франсуаза Вандомская торопливо вошла в дом, предвкушая горячую ванну и свежую одежду. Разговор был окончен.

Детям все рассказал Филипп де Коспеан. Он выглядел намного спокойнее герцогини, но очень скоро стало ясно, что его спокойствие дается ему ценой больших усилий.

— Принцы больше не в Амбуазе, — пояснил он. — Их везут по реке в главную башню замка Венсенн. Нет, — он жестом приказал вскинувшемуся было Франсуа замолчать. — Даже и не заговаривайте о побеге. Это невозможно. Баржа, на которой их везут, охраняется и внутри и снаружи мушкетерами господина де Тревиля под командованием лейтенанта. Если произойдет нападение, у них приказ взорвать ее!

— А наша мать видела короля? — спросил Людовик.

— Да. Он отнесся к ней с большой добротой и заверил, что ей лично и вам ничего не угрожает. Нет никакой опасности ни для вас, ни для герцогства и, разумеется, для богатства самой герцогини!

— А что будет с отцом? — Франсуа едва удавалось сдерживаться. — В отношении его судьбы он тоже дал заверения?

Епископ отвернулся:

— Никаких. Парламент будет судить герцога и Великого приора.

— А что с остальными? — задал вопрос де Рагнель. — Ведь в этом заговоре замешан и брат короля, хотя он и счел приличным выдать всех остальных. Герцогиня де Шеврез, принц де Шале, которого тоже посадили в тюрьму…

Филипп де Коспеан содрогнулся, а на его суровом лице аскета отразился неподдельный ужас. Он перекрестился, а потом пробормотал:

— За принца де Шале остается только молиться. Пусть господь смилостивится над ним, он претерпел настоящие мучения. 18-го числа этого месяца его обезглавили в Нанте на площади Буффе, несмотря на мольбы его матери. Если только можно назвать казнью ту бойню, которую мы видели!