— Гм… Да, мадам!

— Что ж, оставайтесь, друг мой, — вздохнула она, опираясь обеими руками о подлокотники кресла, чтобы встать. — В конце концов, повозка епископа не настолько велика, да и в этой поездке конюший мне не понадобится. Особенно если и меня тоже бросят в тюрьму! Сделайте все, что сможете, а потом отправляйтесь в Вандом. Если на нас обрушится королевская немилость, а все указывает именно на это, моим детям лишний защитник не помешает. В самом худшем случае они смогут найти убежище в Лотарингии, если уж дела пойдут совсем плохо. Но я полагаю, что наш город-крепость Вандом сможет исполнить свой долг…

— А маленькая Сильви, герцогиня? Что станет с ней?

— Это одному богу известно, но само собой разумеется, что девочка останется у нас. Бедное дитя! Такая крошка, и мы не можем ее бросить. Я сначала думала о монастыре, но моя дочь Элизабет так увлеклась малышкой, что взяла ее под свое покровительство. Ей, видимо, кажется, что у нее появилась еще одна кукла. И Элизабет просто очарована этим.

— Я рад, что все уладилось в отношении Сильви.

В вашем доме ей нечего будет опасаться. Чего не скажешь о монастыре…

Герцогиня удивленно подняла брови:

— Чего же опасаться, по-вашему? Она ведь еще совсем дитя.

— Прошу простить меня, но я полагаю, что девочка, безусловно, в большой опасности. Убийцы обитателей Ла-Феррьер, судя по всему, получили приказ не оставлять после себя ни одной живой души. И все были убиты, кроме нее.

— Так чего же ей следует опасаться?

— Ее могут бояться. Она, конечно, еще очень мала, ей нет и четырех. Но даже в этом возрасте ребенок видит и запоминает, тем более такой ужас. А Сильви очень умненькая малышка. Как и ее мать…

— Жаль, что дочка не так красива, как она! Несчастная баронесса была поистине очаровательна. Есть опасения, что ребенок пошел в отца, который не был так хорош собой… А теперь отправляйтесь в дом каноника возле нашей часовни и попросите святых отцов помочь вам в вашем горестном труде.

Конюший собирался уже выйти, но герцогиня остановила его:

— Персеваль!

— Да, мадам, — отозвался он, удивленный тем, что она обратилась к нему по имени. Шевалье решил, что герцогиня очень взволнована.

— Я молю бога, чтобы мы очень скоро снова увиделись. Молите его обо мне и о герцоге Сезаре!

— И о Великом приоре?

— О приоре?! Именно его сумасбродные идеи завели нас в этот тупик… И все-таки, Персеваль, вы правы. За него тоже следует помолиться. Монсеньор де Саль, наш дорогой епископ из Женевы, писал: «Оставаясь добродетельным, следует выбирать то, что требует от нас долг, а не то, что нам более по вкусу». Отправляйтесь, шевалье! А я пойду к детям.

Персеваль пошел искать священника и бальи, а герцогиня направилась в комнату дочери. Там ее ожидало странное зрелище. Ее младший сын сидел у кровати, куда уложили маленькую спасшуюся девочку. Одна ее миниатюрная ладошка обхватила пальцы Франсуа, а большой палец другой устроился в крошечном ротике.

Девочку помыли, переодели и дали ей чашку молока и несколько бисквитов. Поэтому она больше не выглядела как одичавший котенок и, казалось, спокойно спала, пристроив куклу рядом с собой. В нескольких шагах от них на табурете, сидела Элизабет. Она оперлась локтями о колени, положила подбородок на руки и растерянно смотрела на эту странную парочку. Герцогиня Вандомская решила вмешаться: