– Он, должно быть, сам хотел, чтобы ее нашли, – сказал я.
– Почему ты так думаешь? – спросил Дэвид. – Где ты пропадал?
– Я видел твою мать, – сказал я Доре, – видел ее белокурые волосы и голубые глаза. Совсем скоро и она, и другие будут на небесах.
– О чем, ради всего святого, ты говоришь, милый? – спросила она. – Ангел мой? Что такое ты мне рассказываешь?
– Садитесь все. Я расскажу вам историю целиком. Выслушайте, что я скажу, и не перебивайте. Нет, я не хочу садиться, я буду стоять вот так, спиной к небу, вьюге, снегу и храму. Я буду ходить по комнате. Слушайте же то, что мне надлежит рассказать вам. Запомните. Все это приключилось со мной! Меня могли одурачить. Меня могли обмануть. Но я видел все это собственными глазами и слышал собственными ушами!
Я рассказал им все, с самого-самого начала; некоторые вещи они слышали раньше, но все вместе – никогда. Я начал с моего первого фатального взгляда на Роджера, с моей любви к его бесстыдной белозубой улыбке и виноватым мерцающим черным глазам и дошел в истории до того момента, когда прошлой ночью я вломился в дверь этой квартиры.
Я передал им все. Каждое слово, произнесенное Мемнохом и Богом Воплощенным. Все, что я видел на небесах, в аду и на земле. Я говорил, и говорил, и говорил...
Рассказ занял всю ночь. Шли часы, пока я, отмеряя шаги, подчас бессвязно говорил что-то, повторял те части, которые хотел передать точно, рассказывал об этапах человеческой эволюции, приводивших ангелов в замешательство, и о просторных небесных книгохранилищах, и о персиковом дереве, и о Боге, и о воине в аду, поверженном, но не желающем сдаваться. Я описал им подробности убранства Айя-Софии. Я говорил о нагих мужчинах на поле брани. Снова и снова описывал ад, описывал небеса. Повторял свою последнюю речь о том, что не смогу помогать Мемноху, не смогу учить в его школе!
Они не спускали с меня глаз, не произносили ни звука.
– Плат у тебя с собой? – спросила Дора дрожащими губами. – Он сохранился?
Таким нежным был наклон ее головы, словно она заранее прощала мне, если бы я сказал: «Нет, я потерял его на улице, отдал нищему!»
– Плат ничего не доказывает, – сказал я. – Что бы ни было на нем изображено, это ничего не значит! Любой, кто в состоянии создать подобные иллюзии, может создать и Плат! Он не доказывает ни правду, ни ложь, ни мошенничество, ни колдовство.
– Когда ты был в аду, – спросила она так ласково, так по-доброму, и белое ее лицо сияло при свете лампы, – ты сказал Роджеру про Плат?
– Нет, Мемнох не разрешил. И я видел его всего минуту, понимаешь – одно мгновение первый раз и потом второй. Но он вознесется наверх, я знаю, он вознесется, потому что умен и многое постиг, и Терри отправится с ним! Они окажутся в объятиях Господа, если только Бог не дешевый фокусник и все это не было ложью. Но ложью ради чего? С какой целью?
– Так ты не веришь в то, о чем Мемнох тебя просил? – спросил Арман.
Только в этот момент до меня дошло, насколько он потрясен, каким он был еще мальчиком, когда из него сделали вампира, насколько был молод и полон земной грации. Он хотел, чтобы все это было правдой!