Для надежности еще раз пнув голову тюремщика, на секунду замер. Внизу кто-то едва слышно стонал, послышались чьи-то голоса. На грани, но я их расслышал. Подхватив ключи с пояса бессознательного тюремщика, я рванул на зачистку территории, перескакивая со ступеньки на ступеньку, рискуя поломать ноги.

Откуда-то снизу, шел рваный отсвет, видимо, от открытого огня. Стоны и разговоры стали отчетливее.

Внизу был такой же коридор, свет шел из полуоткрытой двери, в конце коридора трепыхалось пламя факела, неровно освещая стены, пол и потолок.

Подскочив к незапертой двери, я осторожно приоткрыл ее и заглянул внутрь. Это была пыточная.

На некоем сооружении — чертеж похожего я видел в книге «Орудия пыток Инквизиции и садо-мазо на дому» — лежало тело мужчины. Могу ошибиться, но это, кажется, была «дыба». Мрак.

Лежанка, а на ней веревками за руки и за ноги закреплен Силантий. Подойдя ближе, я вздрогнул, когда глаза со срезанными веками повернулись ко мне.

— Добей, — тихо попросил он меня.

— Прости, — так же тихо пробормотал я.

Вздохнув, я вытряхнул стилет из рукава и одним движением вогнал его в сердце жертвы ката.

Спасти Силантия было невозможно. Окровавленная дубинка, лежавшая на соседней дыбе, ясно показывала, что бедняге раздробили кости рук и ног. При том уровне медицины, который существовал в данное время, о лечении не могло быть и речи. Вдобавок ему отрубили пальцы на руках, а культяпки прижгли раскаленным металлом.

«Вот торговец урод, если бы не задержал меня, я бы спас Силантия. Успел бы. Хотя, когда торговец сообщил о случившемся, я уже понял, что поздно!»

Выдернув стилет, я протер его тряпками, валявшимися на табурете, кажется, это были остатки рубахи Силантия, и вышел из пыточной. Осталось осмотреть остальные камеры, найти грека и сваливать отсюда. Но перед тем как покинуть город, нужно навестить начальника охраны и компенсировать потери. Он, говорят, жадный, над златом чахнет. Вот и пограбим награбленное.

Подземный этаж был гораздо больше верхнего, там содержали заключенных. Пробежавшись по коридору, я добил еще двух тюремщиков — один спал в небольшой каморке, а другой прогуливался, благо я успел засечь его раньше и метнуть нож.

Дальше я стал откидывать в сторону затычки, открывая смотровые щели, и заглядывать в камеры. Свет в них был, в каждой камере окошко с решеткой, так что темень проблемой не стала.

Грека я нашел в семнадцатой по счету камере, его пинала ногами тройка местных уголовников, еще десяток с интересом за этим наблюдали. Довольно профессионально уворачиваясь, он крутился на грязной соломе, ловко прикрывая голову руками и локтями. Опытный, сразу видно. Осмотрев свой новенький и чистый камзол, я скривился, но замер от внезапно пришедшей идеи и побежал наверх.

Снова накинул балахон, мысленно хмыкнул — работаю как патологоанатом, с защитной одеждой. Также я позаимствовал у одного из убитых тюремщиков кинжал получше и побежал обратно.

Путаясь в ключах я, наконец, нашел тот, что подошел, и распахнул створку. Узники, услышав минутный скрежет разных ключей в замочной скважине, отошли в угол рядом с окном, где солома не лежала тонким слоем, а была сбита в довольно плотную кучу. Там находилось пять местных блатных.