Направляясь к боковой двери, ведущей в гараж, я вскидываю глаза.

В комнате Рори света нет, окно закрыто.

Мы очень редко пользуемся боковой дверью, чтобы попасть в гараж. Я немного подставляюсь, потому что нахожусь перед воротами заднего двора. Я вставляю в замок ключ, и он щелкает – гораздо громче, чем должен щелкать. И я на миг застываю на месте. А потом ныряю в гараж.

Я стою рядом с дверью и жду, когда мои глаза привыкнут к темноте, чтобы не пришлось зажигать свет.

Вот я уже различаю контуры автомобиля Миллисент. Ее роскошный внедорожник припаркован в центре гаража – оставлять место для моей машины больше нет необходимости. Я обхожу его с водительской стороны и возношу хвалу Господу – окошко открыто. Мне даже не нужно открывать дверцу. Я просто протягиваю руку и откидываю крышку бардачка. Из него что-то выпадает на сиденье. Я провожу по нему рукой. Но не нащупываю ничего похожего на карточку-инструкцию. Тогда я открываю дверцу машины. И в тот же миг в ее салоне включается свет, и мои глаза выхватывают предмет, лежащий на бежевом кожаном сиденье.

Голубая стеклянная сережка.

Петра.

Она знала. Миллисент знала об обеих женщинах, с которыми я спал.

Рори ничего не рассказал Дженне. Он рассказал своей матери.

Я падаю на колени. Словом «поражение» не описать моего состояния. Я уничтожен. Я просто уничтожен.

В конце концов я оказываюсь на бетонном полу. Я лежу на нем, свернувшись в позе эмбриона. И не испытываю ни малейшего желания подняться, а тем более бежать. Мне легче оставаться здесь, в гараже, и ждать, когда меня найдут.

Я закрываю глаза. Пол такой холодный. А в воздухе витает смесь пыли, машинного масла и моего истощения. Мне неуютно, неприятно. Но, несмотря на это, я не двигаюсь. Проходит час. Или два. Я не знаю. А может, прошло всего минут пять?

Мои дети – вот кто заставляет меня встать.

Как и то, что Миллисент может с ними сделать.

Дом не совсем погружен в черноту. Свет уличных фонарей и луны просачивается в него сквозь окна, позволяя мне разглядеть достаточно, чтобы не угодить в ловушку. Чтобы не поднять шум. Впрочем, я сознаю, что буду схвачен, и очень скоро. Хотя этого еще не произошло.

У лестницы я замираю, прислушиваясь. Никто не ходит наверху, и я поднимаюсь. Пятая ступенька издает слабый скрип. Может, я и знал об этом. А может, никогда не обращал на это внимания. Я продолжаю подъем.

Комнаты Дженны слева, следом за ней – спальня Рори и в самом конце коридора – хозяйская спальня.

Я начинаю с комнаты дочери.

Она лежит в постели на боку, лицом к окну. И ее дыхание ровное. Спокойное. Большое стеганое ватное одеяло окутывает ее, как облако. Мне хочется прикоснуться к Дженне, но я понимаю, что это – плохая идея. И только смотрю на нее, стараясь запомнить все-все, до мелочей. Если меня засадят в тюрьму пожизненно, я хочу вспоминать свою маленькую дочку именно такой. Здоровой. Безмятежной. В уютной безопасности.

Через несколько минут и выхожу из ее комнаты и притворяю за собой дверь.

Рори раскинулся на кровати – руки-ноги в разные стороны. Хотя не все. Одна рука – та, что растянута, прижата к боку. Он спит с приоткрытым ртом, но не сопит, что самое странное. Я смотрю на него так же, как смотрел на Дженну, запоминая все детали и надеясь, что мой сын вырастет в более хорошего человека, нежели его отец, и никогда не встретит женщину, похожую на Миллисент.