Департамент опубликовал заявление, в котором назвал мои обвинения необоснованными. Однако апелляционный суд уже все расставил по местам. Я не боялась показаться озлобленной. Я такая и была – я злилась на этих чертовых лгунов. И потом, налогоплательщики имели право знать подробности – ведь именно их деньгами Департамент выплатил мне возмещение. Через несколько лет знакомый судья, имевший связи в службе генерального инспектора, рассказал мне, что Департамент сфабриковал против меня целое дело – в угоду сенатору Уитмайру. Еще я узнала, что Джейсону Кларку платят за такую же, как у меня, работу на 21 000 долларов больше. Знай мы об этом раньше, ободрали бы Департамент как липку.
Вот вам поговорка, с которой жить становится легче: «Счастье – это не когда ты получаешь, что хочешь, а когда тебе хочется того, что ты получаешь».
Письмо Рэнди Арройо Мишель, 17 июля 2002 года
Приговор Арройо был исполнен в 2005 году.
Глава 12. Все вывалилось
Я служу обществу… и общество в лице своих представителей – журналистов – должно знать, что все элементы каждой казни выполняются правильно и добросовестно.
Джеймс Берри, британский палач. 1892 год
Дело это было тайное, отвратительное и позорное, – участники его не могли показывать лица или просто смотреть друг другу в глаза… Я одно понял: смерти не нужны заступники. Идти к ней на службу – лишнее.
Кристофер Хитченс. Записи о казни. 1998 год
Потеря работы в Департаменте была худшим в моей жизни разрывом. Однако если бы меня не выжили, я, возможно, до сих пор там бы и сидела, связанная этими ненужными отношениями. И сколько казней я успела бы увидеть? Триста сорок? Триста пятьдесят? И твердила бы себе, что таково уж мое назначение – смотреть, как умирают на кушетке люди.
Когда я терпела расследования в Департаменте, когда была разжалована и ждала увольнения, то молилась, чтобы все это кончилось. Я думала: «Наверное, Бог меня не любит, иначе почему он такое позволяет? Он знает, что эти люди со мной нечестны, знает, что они лгут, так почему он все не прекратит?» Но порой Господь толкает нас в том направлении, куда мы сами не пошли бы, и для того делает нам плохо.
Так, видно, и следовало; я была слишком напугана, упряма и предана делу, чтобы бросить его по собственной воле. Я там застоялась, я почти сдружилась с некоторыми заключенными. Оглядываясь назад, не могу сказать, что мне было хорошо, просто жизнь двигалась по накатанной колее. Я не желала освобождения, за пределами тюрьмы мне все казалось чужим и вселяло страх.
Судя по дневнику, в котором я вела записи о казнях, не так уж и хорошо все шло, а со временем становилось хуже. Однако хотя всякие колючие соломинки попадались часто, я и не думала, что со временем их наберется целый стог и обрушится мне на голову.
Неприятно признавать, но Департамент оказал мне услугу. Иногда, правда, я все еще размышляю о несправедливости, – ведь я делала такую трудную работу, навсегда наложившую на меня отпечаток, – а эти люди пытались испортить мне репутацию и остались без наказания.
Первое время после ухода из тюремной системы я думала – не виновата ли отчасти и я? Может, нужно было помалкивать и ходить по струнке? В конце концов сказала себе: «Да к черту! Это – не мое. Со мной поступили нечестно, и я отстояла свои права». Постепенно горечь растворилась.