— Я не знаю… Да не надо! Мелочь… Не возьму.

— Повторяю, это вопрос принципа! Сколько же?

— Не помню, — резко ответил молодой человек.

Агния Львовна подсчитала сама и протянула деньги.

Они так и остались лежать на столике. Анатолий отвернулся и, почти уткнувшись лбом в стекло, стал смотреть в окно.

Вдруг девушка порывисто встала.

— Лика! — громко, даже несколько вызывающе сказала она и протянула руку юноше.

В этом жесте было все: и протест против мнения большинства, и стремление показать, что она, Лика, совсем не такая, как другие, и утверждение своей самостоятельности, и осуждение матери.

Анатолий был самолюбив, как и большинство молодых людей. Встретив такое враждебное отношение к себе попутчиков, он ни за что не стал бы добиваться их расположения. Но девушка смотрела на него с таким искренним доброжелательством, без малейшего намека на оскорбительную жалость, смотрела так открыто и прямо! Он поспешно вскочил, задев плечом верхнюю полку, и порывисто сжал девичью руку. Ведь это была рука первого человека «на воле», протянутая ему в знак доверия. И он постарался вложить в рукопожатие и во взгляд всю силу своей благодарности.

— Анатолий Русаков, — четко назвался он, глядя в большие карие глаза этой смуглой стройной девушки. Он стоял, не выпуская ее руки, и вопросительно смотрел на Агнию Львовну. Та подчеркнуто резко отвернулась к окну. Девушка искоса взглянула на мать и сердито сжала пухлые, почти ребячьи губы.

— Лика — это Елена. Елена Троицкая, — добавила она, отнимая руку, и, чтобы сгладить неловкость, заговорила быстро, почти скороговоркой: — Вы были в Крыму? Не были! Ах, как там хорошо, изумительно! Море синее-синее, как на детской картинке. А кругом зеленые горы и серые скалы. И внизу, у моря, золотая полосочка пляжа. Я в первый же день обгорела на солнце, и мама три дня мазала меня кислым молоком и не позволяла выходить. Но потом я наверстала. Видите, как загорела?

Девушка приподняла темно-золотистые обнаженные руки.

«Красивые руки», — подумал Анатолий, но сказал:

— Красивый загар!

Лика принялась рассказывать о походах и поездках по Крыму — о вершине Четырдага, где их застал туман, об олене в заповеднике, о летучих мышах в пещерах и о ядовитых сколопендрах.

— Нет, вы обязательно побывайте в Крыму!

— Клянусь! — с шутливой торжественностью провозгласил Анатолий и усмехнулся чуть снисходительной улыбкой взрослого, порядком уставшего человека, странно мелькнувшей на его мальчишеском лице.

— Вы чего посмеиваетесь? Я серьезно говорю! — горячилась Лика. — Лучше всего начать с поездки на теплоходе «Россия», от Одессы до Ялты. Почему вы улыбаетесь?

— Почему я улыбаюсь? — переспросил юноша. — Да так… Вот вы говорите: «Крым, море, горы, теплоход…» Сами радуетесь и обязательно хотите, чтобы все люди кругом также радовались. Вы… ну, в общем, славная, очень хорошего людям хотите…

— Приятно слышать! Вы, оказывается, мастер на комплименты. Поздравляю! — Девушка кокетливо поправила волосы.

Анатолий смешался, насупился и с нарочитой грубоватостью пробасил:

— Где уж нам, виноватым да сероватым, деликатесы разводить… Значит, на теплоходе «Россия» вдоль Крыма путешествовать советуете? Только у меня на это монет нет, да и некогда. У меня делов, — он так и сказал «делов», — полон рот.