Блум аккуратно ткнул пальцем в ее опухшую челюсть. Под давлением из зубной лунки выделился гной. Кэтрин почувствовала, как он прыснул прямо ей в рот, и ее затошнило. «За что мне все эти страдания? – позже спрашивала она. – Я в жизни муху не обидела. Чем я заслужила такое наказание?»
Во время одного из приемов у Блума она столкнулась с Хейзел, которая тоже пришла к нему на лечение. Ее было не узнать: эта загадочная новая болезнь у некоторых пациентов приводила к жуткому отеку лица, челюсти окружали наполненные жидкостью опухоли размером с футбольные мячи. Видимо, у Хейзел тоже наблюдался такой симптом. Она появилась в сопровождении своей матери и не могла разговаривать. Именно Грейс Винсент, вынужденная быть голосом своей дочери, и сказала Кэтрин, что Хейзел наблюдалась у доктора Блума последние полгода.
Такое сложно было назвать хорошей рекламой профессионализма этого стоматолога. Не успеет лето подойти к концу, как Хейзел в срочном порядке доставят в больницу в Нью-Йорке, где она проведет целых три месяца вдали от своей семьи и Тео, живущих в Ньюарке. Чтобы оплатить ее лечение в больнице, ее мужу пришлось полностью заложить их дом.
Ходили по врачам, тем временем, не только Хейзел и Кэтрин. Кинте Макдональд в Орандже становилось все сложнее и сложнее заботиться о своих малышах. Ее дочке Хелен было уже четыре года, а маленькому Роберту только исполнился год. Кинту беспокоила боль в тазобедренном суставе, которая отдавала по всей правой ноге. Теперь она не просто хромала, а вообще с трудом передвигалась. Она говорила: «Мне казалось, будто у меня одна нога короче другой». Наверное, ей просто чудилось. В конце концов, все 24 года ее жизни ноги были у нее одинаковой длины; с чего бы это могло теперь внезапно измениться?
Тем не менее сил у нее не хватало, особенно с ползающим по дому с сумасшедшей скоростью Робертом, за которым ей было все сложнее поспевать. Она записалась на прием к доктору Хамфрису в ортопедической больнице Оранджа, возможно, по рекомендации Грейс Фрайер. В августе 1924 года Хамфрис сделал ей рентген и принялся внимательно изучать снимок. Во время общего осмотра Кинты он заметил, что «ее тазобедренный сустав функционировал неполноценно», так что он искал проблему именно в этой области.
Ага. Вот же она. Но что это?
На рентгеновском снимке Хамфрис увидел «белую тень», как он ее назвал. Она была специфической, демонстрируя «белые вкрапления по всей кости». Ему никогда прежде не попадалось ничего подобного. Как позже писал Джон Роач об этих сбивающих с толку болезнях: «Вся эта ситуация приводит в замешательство… эта странная и разрушительная [сила] совершенно неизвестна медицине и хирургии».
На самом деле был человек, в точности разгадавший, в чем именно заключалась проблема, – один человек, не считая доктора Шаматольски, который давно дал понять, что «подобные неприятности могли быть вызваны воздействием радия». В сентябре 1924 года доктор Блум, к тому времени уже восемь месяцев лечивший Хейзел Кузер, выступил с речью перед Американской ассоциацией стоматологов по поводу некроза челюсти. Он привел лишь случай Хейзел, да и то вскользь, однако именно он впервые упомянул в медицинской литературе «радиевую челюсть», как он тогда назвал эту болезнь. Он не верил в заверения компании о своей невиновности. Более того, возмущенный их бессердечным ответом на его мольбы о помощи его пациентке, теперь он обещал Хейзел «всю необходимую помощь и поддержку, если против компании будет начато судебное разбирательство».