— Длинная это история, товарищ... гражданин Арзубов. Дед грешил на меня из-за сына... Я работал старшим рабочим на буровой вышке. Однажды сын старика — Ванюшка — попросил отпустить его в деревню. Я согласился. Ванюшка двое суток прогулял в деревне, вернулся пьяный и принес с собой несколько бутылок. Я отругал парня, а он, паршивец, снова напился, подрался с рабочим и сломал тому ключицу. Что делать? Я хотел все уладить по-мирному, но рабочие не согласились и велели сообщить о нем в милицию. Я так и сделал. Иван получил срок. Вот дед на меня и взъелся. Я ему много раз объяснял, как дело было, но никак не мог убедить. Вот и решил после получки еще раз объясниться, — торопился Каретин, искательно заглядывая в глаза Арзубову.

— Так и запишем, — обмакнул в чернила ручку Арзубов. — Теперь перейдем ближе к делу. Когда и за что вы убили сторожа?

— Я не виноват. Я не убивал! Я... я... я... — Каретин задыхался.

На третий день во время очередного допроса молодая женщина, следователь прокуратуры, подвинула Каретину постановление с большой гербовой печатью.

— Прошу расписаться. Вы арестованы.

Каретин как-то сразу обмяк, облизал сухие губы, дрожащей рукой поставил подпись и тихо, покорно сказал:

— Невинного человека сажаете.

Арзубову стало не по себе.

В его практике было много случаев, когда преступник поначалу не сознавался, отрицал неопровержимые доказательства, но на второй или третий день он начинал с мельчайшими подробностями воссоздавать картину преступления. Но Каретин оставался невозмутимым и ко всему безразличным. Психологического перерождения арестованного не получилось.

И в последующие дни он слово в слово повторял одно и то же, категорически отрицая свое участие в убийстве сторожа и ограблении кассы.

— Дактилоскопическая экспертиза подтвердила идентичность оставленных следов на бутылке с отпечатками ваших пальцев. Судебно-медицинской экспертизой установлено, что смертельная рана в спину сторожа нанесена вот этим вашим охотничьим ножом. Биологическая экспертиза обнаружила кровь убитого сторожа на вашей одежде. Исследованы также окурки. Папиросы «Север» курили только вы и сторож. Теперь что вы скажете, Каретин? — растягивая слова, спросила следователь.

— Что же вы молчите? — не выдержал Арзубов.

— Ничего, — ответил Каретин и взглянул на Арзубова так, точно видел его впервые.

— Будем начинать все сначала? — загорячился Николай Савельевич, потирая шершавой ладонью вспотевший крутой лоб.

— Я не грабил! Не убивал! — отчаянно зашептал арестованный. Все детали этого кошмарного преступления в конторе геологической экспедиции были против него, решительно все...

Каретин со всем соглашался, все улики признавал, но как только доходило до прямого вопроса, он неизменно отвечал: «Я не грабил, не убивал».

Следователь склонялась к тому, чтобы предъявить арестованному обвинение в умышленном убийстве и направить дело в суд. Но Арзубов не торопился. Он до мелочей анализировал добытые данные, взвешивал все «за» и «против». Тогда на месте происшествия не ускользнула от его наметанного глаза даже такая деталь, как шапка на голове убитого. «Когда и зачем он ее надел, сидя в теплой комнате?» — думал Николай Савельевич. А в ушах Арзубова звучал голос жены Каретина: «Ничего муж не мог сделать плохого! Ничего!»