— Да, я нахожу это разумным, — согласился с ним Терразини. — Но кампанию против Каннито мы не прекратим. Как предостережение каждому, кто попытался бы выступить против нас. А также и потому, что Каннито — человек уже конченный и должен уйти со своего поста. —

— Конечно, — сказал Лаудео. — Его следовало бы заменить кем-то более представительным. А кроме того, он стал слишком уж эмоционален. По пустякам выходит из себя. Моя Ассоциация подыщет на этот пост подходящего человека.

— Вот это правильно, — прокомментировал Сорби, — потому что дело начало принимать слишком опасный оборот.

— Нет, вы только послушайте, как он выражается! — хохотнул Карризи с набитым ртом. — Он это называет — опасный оборот! Ну что за чудной язык употребляете вы, итальянцы?! Скажи Лаудео просто: Маурили-то нанял он.

— Еще бы! — усмехнулся Терразини. — Маурили сам признался.

— Ну а что мне было делать, адвокат? — воскликнул Лаудео. — Опубликовать все это было опасно и для вас. Могла начаться цепная реакция. Лучше не подымать шума.

— Учитывая создавшееся положение, — проговорил Сорби, тряся своей огромной головой, — пожалуй, не имеет смысла продолжать пререкаться. Мобилизуйте свою Ассоциацию и расчистите нам путь в политическом плане. А насчет процента с капитала, я уверен, мы достигнем соглашения.

Услыхав, что вновь говорят о политике и процентах, американец озлился. Продолжая грызть орешки, он призвал Лаудео умерить свои притязания:

— Мы можем обойтись и без вас! Мы вам уже это доказали.

— Спокойствие! — ответил Лаудео. — Я вывожу из игры Каннито, но вы, со своей стороны, должны прекратить этот шантаж с публикацией документов.

— По-моему, мы пришли к совершенно правильному решению, — подытожил Терразини.

Голос Каннито звучал в телефонной трубке отчетливо и был вполне спокоен.

— Коррадо, сегодня чудесный летний вечер. Приезжай ко мне что-нибудь выпить. Мне надо сообщить тебе одну важную новость.

Когда Каттани приехал к нему, Каннито провел его на террасу. Город, залитый множеством неярких огней, был погружен в дремоту. Разносилось лишь стрекотание сверчка.

— Дорогой Коррадо, ты прав. Я сдаюсь. — Каннито спокойно опустился в плетеное кресло. — Я решил подать в отставку. Уже написал прошение.

— Я очень рад, что вы последовали моему совету.

— Да, да, я ухожу со сцены. — Каннито поднял лицо к усыпанному звездами небу. Он улыбался, его несколько неестественная веселость походила на наркотическое опьянение. — Удалюсь и буду жить в мире и спокойствии. Наслаждаться замечательной кухней моей жены. Да ты пей, пей. Наливай себе сам!

Каттани бросил в стакан два кубика льда и налил кампари.

— Я понял, — продолжал Каннито, — что ты действительно мой единственный друг. Остальные — лишь сообщники. — Он угрожающе поднял руку, словно старый лев, наносящий последний удар. — Они дорого заплатят за то, что покинули меня. Я почистил архивы. Отобрал досье с наиболее компрометирующими бумагами, сложил в чемоданчик и сегодня утром отправил с шофером в Умбрию, спрятать в моем загородном доме. Что ты на меня так смотришь? Я тебе внушаю страх или жалость?