— Аннализа — умная девушка, Ингрид. — Мой муж встал на мою сторону, как он всегда это делал. — Она никогда не стала бы преувеличивать факты. Если она утверждает что-то, то я более чем уверен, что она знает, о чем говорит.

— Я понимаю. — Ингрид вздохнула. — Но наши руки всё равно связаны в данной ситуации. Всё, что мы могли сделать, так это передать информацию на другую сторону, а там уж их дело, принимать её или отвергнуть. Они решили её отвергнуть, так что… Всё, что нам остаётся, так это оставить пока эту тему и работать дальше над тем, что нам поручают.

— И пусть и дальше убивают тысячи людей ежедневно, — заключила я.

— Они убивают тысячи людей в Британии ежедневно своими бомбардировками, — парировала Ингрид. — И поверь мне, это волнует союзников куда больше, чем то, что СС делает здесь, в Германии, со своими собственными людьми.

Я опустилась на маленькую софу рядом с окном и стиснула виски руками. Я чувствовала себя уставшей и совершенно беспомощной. Генрих сел рядом и погладил мне спину, как молчаливый знак поддержки.

— Аннализа, поверь, я знаю, как это неприятно. — Глубокий голос Рудольфа всегда оказывал на меня успокаивающий эффект. Я часто ловила себя на мысли, что из него вышел бы куда лучший пастор или врач, чем банкир. — Я много раз оказывался в подобной ситуации, когда принимающая сторона решает не принимать на веру твои слова. К сожалению, тут уж ничего не поделаешь. А в будущем, если тебе удастся заполучить какие-то доказательства твоим словам — может, копии приказов, записи прослушки, да что бы то ни было — они снова откроют те записи и вполне возможно пересмотрят свою позицию. А пока давай сосредоточим своё внимание на других вещах, договорились?

Я неохотно, но всё же кивнула.

— Вот и хорошо. А теперь давайте каждый озвучим свои предложения: как нам перевербовать того поляка, что копирует карты для своих в офисе военной разведки, и не скомпрометировать себя при этом?

Я снова оглядела медицинский кабинет для осмотра и нашла его стерильную обстановку более или менее успокаивающей. В течение последних пары недель у меня развилась навязчивая параноидальная идея, что после того, как я надышалась остаточными парами от «Циклона Б», я каким-то образом всё же отравилась и теперь медленно умирала от медленного поражения всех внутренних органов (по крайней мере в моём воспалённом воображении это казалось вполне логичным, хотя и остальные члены инспекции чувствовали себя просто прекрасно).

У меня же напрочь пропал аппетит и меня начинало мутить от одного взгляда на еду. Я чувствовала себя сонной и измождённой на протяжении каждого дня и не могла сосредоточиться даже на простейших вещах на работе. К этому времени я уже не была уверена, были ли постоянные головные боли и головокружения симптомами отравления газом или же начались от моего вынужденного голодания. Генрих, который не мог больше игнорировать моё всё более ухудшающееся состояние, наконец заставил меня отпроситься на пару часов с работы и пойти к врачу.

Естественно, я не могла сказать доктору, где я на самом деле могла надышаться газом, а потому я сочинила историю о том, как садовник обрабатывал наши деревья пестицидом — кажется, Циклоном, он говорил — и я теперь думала, что случайно могла его вдохнуть. К моему удивлению доктор только мягко рассмеялся в ответ на моё предположение и заверил меня, что если бы я действительно вдохнула тот газ, то давно бы уже была мертва. Тем не менее он тщательно проверил все мои показатели, задал кучу вопросов и затем вдруг заключил всё с той же мягкой улыбкой: