10 февраля. Дружная Горка. Послал письмо в Торжок: «Здравствуй, Ася! Письмо получил вчера. Очень рад ему. Мы все время в движении. Завтра едем дальше на Запад. Нашу дивизию уже называют Любаньской. Я, как участник штурма вокзала Любани, попал на кинопленку. Одет был в короткую без воротника шубу, русские кожаные сапоги, ватные широкие шаровары, шапку, через плечо автомат. Среди бегущих к насыпи я буду выделяться тем, что несколько повыше и плотнее своих товарищей. В момент обстрела здания вокзала мы, прислонившись к поленице дров под перекидным, мостом, строчили из автоматов по зданию вокзала. Немцы бегут, мы не успеваем догонять их. Ася! Прости, что утомил тебя. Пиши скорей, очень жду. Желаю счастья. С приветом Вася».
Получил письмо из Омска от моего друга В. А. «Здравствуй, дорогой мой друг Вася! Давно нет от тебя писем, все ли у тебя в порядке? Я очень беспокоюсь, у вас ведь теперь настало время очень горячее, некогда и письма написать. Ты, Вася, хоть пару слов напиши, чтобы знать, что ты жив. Нам здесь в тылу становится совершенно непонятно то, что случилось под Ленинградом, просто никак не укладывается в голове, это — чудо! Немцы строили укрепления 2,5 года, а вы разбили и уничтожили их за 15 дней. Вася, ты представь настроение наших ленинградцев, война еще не закончена, а мы все уже мысленно на колесах. Директор завода Манин и секретарь парткома Головань уже поехали в Москву в Министерство. Принимают меры к скорейшему возвращению завода в Ленинград. Вася, напиши, где находится Толя. Я ему писал, а ответа от него не получил. Будь жив и здоров, скорей бы увидеться. До свидания! Твой друг В. А.»
8 февраля получил письмо от Толи. Последнее, как оказалось, письмо. «Здравствуй, дорогой папа! Письмо твое получил, за которое большое спасибо. Извини, что не ответил сразу, не было возможности. Все время нахожусь на ПНП, а у нас сейчас война. Пришел помыться на батарею, и дня два, сказал комбат, отдохнем. В эту операцию успехи лучше, чем в предыдущую. Само Синявино взяли. Мы сидели в землянке около церкви, уцелевшей каким-то чудом после нашей артподготовки. Было одно прямое попадание, но она крепкая. Поганых навалено целые траншеи. Чубатые, грязные. Видел много пленных немцев. Так они, папа, не знают, что наши наступают на юге, и успехи хорошие. Офицерье им не говорят, боятся. Но ничего, для каждого фрица уже приготовлено — пуля и два метра земли. Писать больше нечего. До свидания! Твой любящий сын Толя».
12 февраля. Из Дружной Горки едем в Кингисепп через Волосово. Наша дивизия получила пополнение. Идем для преследования врага.
13 февраля. Деревня Межно.
16 февраля приехали в Кингисепп.
17 февраля. За Кингисепп 5 км, деревня Александровская Горка. Немцы все дома сожгли. Приехали в деревню. Монастырек, дома все кирпичные, но остались только одни стены, все сожжено. Негде согреться. Несколько часов прыгаем на снегу, стараемся согреться. Но вот появился огонек, Иван Кашеваров разжег костер, его окружили, не подойдешь, Всем хочется погреться у костра. Кашеваров Иван из Кургана, работал на железной дороге, забивал костыли в шпалы. Малограмотный, косноязычный, говорил вместо «что ты ищешь» «кого ты ищешь», вместо «чайку попьем» — «чайкЮ попьем». Имел три судимости, прошел все лагеря. Положительное в нем — он здорово и быстро умел приспосабливаться к обстановке в любых плохих условиях. Вот и тут все растерялись, не видя выхода, замерзли, потускнели, а Кашеваров разжег костер — и все оживились. От деревни Монастырек направились к берегу реки Нарвы. Около реки тоже деревня, но все дома сожжены. За рекой Нарвой плацдарм, пятачок диаметром около тридцати километров.