— Выздоравливайте, дорогая. Как только судовой врач вас отпустит, приходите мне помогать. Трудно мне одному справляться.
Только за начальником охраны закрылась дверь, я вскочила с постели и начала лихорадочно собираться. Только бы не остановили, только бы дали добраться до своей каюты! Ну а потом нужно расспросить Линду.
Беспорядочно мельтешившие в голове идеи прервало треньканье сотового. Подняв трубку, я услыхала хрипловатый голос Дениса.
— Лера, что у вас там происходит?
— О чем ты, милый?
— Газеты пишут о внезапной смерти конкурсантки. Ты опять во что-то вляпалась?
— Денис, дорогой, ну почему сразу же вляпалась? Тут произошла неприятность, девушка пропала, потом ее нашли у меня… — тут я прикусила язык, так как говорить о том, что мертвую девушку нашла я, а потом она оказалась у меня в каюте, было как-то не с руки.
— Что у тебя?! — закричал он так, что я даже отдернула руку с сотовым телефоном от уха. — Я как проклятый работаю, выискиваю инвесторов, слежу за биржевыми сводками, а ты опять за свое! Стоило только выпустить тебя из узды на пару дней, все пошло по новой! Ты обо мне подумала? Ты о ребенке подумала, если до меня тебе нет никакого дела?!
— Что ты кричишь? Прекрати немедленно! — заорала я в ответ так, что на полочке зазвенели разные флакончики и мензурки с лекарствами. — Ты что мне, муж? Да я и мужу не позволила бы так поднимать на меня голос! Что ты на себя берешь? Ты для меня свой старт-ап готовишь? Мне какое дело до него? У меня своя жизнь и я хочу ее прожить так, как мне нравится! Меня здесь люди уважают, помощи и совета просят, а ты, кроме «вляпалась», других слов не знаешь. Все! Занята я, не звони мне! Вернусь домой, встретимся.
Я ожесточенно нажала кнопку окончания разговора, схватила в охапку свои вещи и выскочила из лазарета.
Не помня себя, я добежала до каюты Линды.
— Линда, можно к тебе?
— Да, пожалуйста…
Линда лежала на застеленной койке и рассматривала иллюстрированный журнал для женщин. Рядом на полу стояла пепельница полная окурков.
— Линда, я давала тебе босоножки, где они?
Она приподнялась на локте и удивленно посмотрела на меня:
— Какие босоножки, о чем вы?
От такой наглости я опешила:
— Как — какие? Ты же брала мои босоножки!
— Послушай, ты что-то путаешь — тон Линды стал заботливым, как у няньки, беседующей с бредящим больным. В смысле — с бредящей больной.
Я открыла было рот, чтобы что-нибудь сказать, но не успела. Дверь отворилась, и в каюту вошла Яэль. Линда вновь улеглась и принялась за журнал, а я так и осталась стоять столбом.
— Может, я помешала? — робко спросила девушка. — Я только за полотенцем.
— Нет-нет, я уже ухожу, — пробормотала я и вышла.
Яэль догнала меня в коридоре.
— Что с вами, Валерия? — участливо спросила она. — Вы пока еще плохо выглядите. Может быть, полежите?
И эта туда же!
— Скажи мне, Яэль, — я схватила девушку за руку, — ты не помнишь, в каких босоножках Линда выходила на подиум? В бежевых?
— Не помню, — Яэль удивленно посмотрела на меня. — А что?
— Она не говорила, что на ее босоножках сломался каблук?
— Нет, я ничего такого не слышала. И она была на высоких каблуках, когда выходила на подиум. Хотя. Постойте… Точно! На ней были босоножки бордового цвета. Я еще подумала, что они не сочетаются с красным лаком на ногтях. Оттенки разные.