— Я из Москвы, собираю для устройства моленной святые образа, по старому чину писанные. Для молитвы, для доброго дела греха нет продать, может, на чем и сладимся во имя божие…

Иногда уловка эта удавалась, иногда к собирателю на моление относились с подозрением, и антикварий уходил ни с чем. В последнем случае он запоминал адрес и подсылал вторично, спустя некоторое время, подручного человека.

Немало в быту антиквариев этой категории, равно как и у иных, самых разнообразных случаев и курьезов. Всех не опишешь и не перечислишь. Записать пришлось следующие острословицы и разговоры, несколько рисующие быт и иконников.

Не лоб, а кошель крестит…

Очки-то и всякому святому вотрет…

Сокол из Москвы налетел воробьев щипать…

Ты его спроси, как он Варвару-великомученицу на святого архангела Гавриила переписал. Крылья ей подшил, копьецо в руки дал, конька подвел… Только вышло нескладно, на рынок продал, не специалист — не иконник, а вывесочник!

Что ты олифу-то зря на святого налил, ровно масло на хлеб…

Это первый оператор по святой части!

Реставратор тоже… замыл мне Максима Грека и бородку ему не в бок, а на прямое причесал. Сам знаешь, что Максим-от Грек с широкой бородой, ровно полицмейстер…

Сам святой, товар — святой, наскрозь его, жулика, видать…

Нельзя на березовой чке старое писать, дай-подай сосну. Покупатель мой копчушку (т. е. новую, закопченную под старую икону) научился как признать. Очень я ему ими удружил… Дачу можно из моего товара построить…

Ну благословил я его по-отечески! Новеньких попродал. Теперь надо что и получше дать. Почин есть, а далее сам на салазках пойдет, будет в петлю лезть. Можно дать семнадцатый, только не особливо из первых. Когда до шестнадцатого дойдем — и не видно, потянем…

Аминь ему!.. В хорошие руки попал… У него он теперь первый советчик!.. Экспект или эксперт, что ли? Да ничего, у этого музыканта денег много… Он ему со святыми упокой пропоет на тысячи — у него голос на деньги хороший…

Пророка Даниила я ему засватал, а он говорит; «Оставь до завтра — экспекту покажу». Экспект ко мне: «Сколько даешь?»

Я: «Двести…» — «Мало! Ведь Даниил-то с житием посередь в ковчежце, в углублении, а клейма кругом. Вещь семнадцатого века, Строгановская». Не сошлись… Так что думаешь? Разговорил покупателя. Вот он какой кот Иваныч, пиявица из поганой лужи, а в храм каждый праздник на Рогожскую едет. Его у нас зовут: «Гладкая лапка, а цапка…»

Он покупателя прохвощит (т. е. протрет травой хвощем, употребляемой для приглаживания иконописной доски до покрытия ее левкасом),^>{32} потом пропишет, а сверху олифой смажет — и блестит до поры, пока не очухается да на большую деньгу не влипнет…

Ему поверить, что семь грехов замолить. Зачтется в дела добрые…

Был разбойник благоразумный, что спокаялся, а этот: и кается, и лается, и опять в разбой… Не доглядел я… с наводной трещиной (т. е. с искусственной кракелюрой, обычно делавшейся или путем царапанья острым ножом, или тонкой подрисовкой) мне Федоровскую (икону божьей матери) продал. Я ему говорю: «Новодельную мне продал!» А он: «У вас, я думал, коллекция новодельных, музей нового искусства!» Вот какой грешник! Чего грешник — разбойник, мошенник! Стыда перед грехом нет!