Тех, кто избрал своей специальностью женские прически, посылали пробовать парикмахерские силы на прислугах Смольного института, как на подбор отличавшихся приятной внешностью и носивших особые костюмы из полосатой материи, за что мастера именовали их «полосатками». Ходили к ним на квартиры, которые были тут же при Смольном, и брали за это треть нормальной цены. Говорилось про эту работу: «На прислугах учиться девиц благородных причесывать».
Профессия цирюльника, имевшего не только магазин, но и отделение в банях, была особенно прибыльной. Там работали мастера без надзора, а хозяин появлялся четыре-пять раз в день за выручкой, которая в будни равнялась шести — восьми рублям на мастера, а в субботу, когда было особенно много мывшихся, от десяти до пятнадцати рублей. Жалованья получали мастера рублей двадцать в месяц и, конечно, оставляли кое-что из выручки в своем личном кармане. Бесплатные ученики довольствовались колотушками старших, медными трехкопеечными и пятаками щедрых посетителей. В общем, работа при банях сводилась к обычным цирульничьим операциям: ставке банок, пиявок, рванью зубов, снятию мозолей «с корнем», стрижке, бритью и причесыванию.
Не любили хозяева платить мастерам деньги. В этом отношении пальму первенства следует признать за цирульником Матягиным. Как начнет у него кто-нибудь денег просить, так обязательно получит зуботычину. Некоторые считали это явление непременным и готовились к нему, как к роковому и неизбежному. Помещалась парикмахерская-магазин Матягина около Сенной площади, на углу Сенной и Гороховой улиц С.-Петербурга.
В 90-x гг. прошлого столетия цирульничье дело стало умирать и встречать административные запреты.
К эпохе 60—70-х гг. относится расцвет моды на женские прически и искусственные накладки. Каждая женщина старалась в то время появиться в театре, клубе или местах общественных собраний непременно в «парикмахерской куафюре». Про замысловатые прически острили:
— В голове у ней сорок сороков наверчено… Чего-чего не торчит! Гребнев одних с вюерами не сочтешь по пальцам… На то и графиня была!
(Записано в Москве от П. П. Кожина-Дмитриева.) В 1877–1878 гг. особым спросом пользовались так называемые шиньоны. Это были готовые прически, в большом количестве оформлявшиеся парикмахерами и дававшиеся напрокат. Надеть шиньон стоило всего семьдесят пять копеек, и пятьдесят копеек вносили дополнительно за его укладку. Розданные и прикрепленные к волосам шиньоны после их употребления собирали на другой день ученики из магазина по адресам, разбросанным по всему городу. Постоянной, продолжительной моды на прически все же не было, и менялась она ежегодно. Начинался парикмахерский сезон с октября и кончался почти летом. Особенно пользовались магазиновладельцы от свадеб, обыкновенно устраивавшихся по воскресеньям, понедельникам и пятницам. Выгода заключалась в том, что мастер причесывал не одну только невесту, а и всех провожавших ее девушек.
По абонементу магазины причесывали даже женщин в домах терпимости, куда требовались пудреные парики XVIII в. и костюмно-театральные всех видов. Ученики-парикмахеры поэтому рано знакомились с жизнью притонов и веселых бесшабашных уголков. После шиньонов шли прически с локонами, «восьмерки», «банты», «греческие» (пионером которых был П. П. Кожин-Дмитриев, вязавший из кос или прядей особого типа высокие узлы), «ампир», a’la Tatiana из «Евгения Онегина», «крокиньоль», «андулясьон» (состоявшая из завивки особыми щипцами по системе французского парикмахера Марселя, создавшая большой спрос на умевших ее делать специалистов). Были и другие, требующие продолжительного перечисления, «постижи» — прически искусственные, накладывавшиеся поверх собственных волос.