Когда я вспоминаю свою юность в Советском Союзе, то думаю прежде всего не о преступлениях Сталина, о которых мне стало известно лишь позже, и не о пакте с нацистской Германией, а о жизни во время войны. Вторая мировая война была событием, глубоко перевернувшим жизнь многих людей. Она закончилась падением “третьего рейха”. То, что мы, немцы, боролись на стороне Советского Союза, против гитлеровских войск, не было предательством в отношении Германии. Пусть вклад моей семьи и других эмигрантов и был весьма мал по сравнению с теми жертвами и страданиями, которые выпали на долю народов, подвергшихся нападению, я все же не вижу причин стыдиться этой страницы моей биографии.
Столь же мало я стыжусь своего участия в стремлении ГДР в послевоенные годы обнажить корни национал-социализма, его военных преступлений, наиболее отвратительных из всех имевших место в истории. Под этим знаком и проходили первые этапы моей деятельности в секретной службе.
И при всей своей причастности к несправедливостям и жестокостям холодной войны я горжусь тем, что моя деятельность в секретной службе способствовала сохранению статус-кво в Европе и тем самым наиболее длительному мирному периоду в современной европейской истории и предотвращению ядерного ада.
Решительно выступая против попыток криминализовать историю ГДР и отрицать ее антифашистские корни, я все же никак не могу оспорить свою долю ответственности за теневые стороны ее системы и за причины ее краха. Со своей позицией и своей деятельностью я был частью этой системы, принимал участие в использовании ею власти. Иметь дело с властью всегда означает, что ты должен взять на себя ответственность за ее злоупотребления другими. Это я несу на себе как часть итога моей жизни.
С 1989 года я все время спрашиваю себя о причинах плачевного исхода нашего государства и о том, что я в соответствии со своей возросшей осведомленностью мог и должен был сделать последовательнее и решительнее. Меня сковывал не недостаток мужества, когда нужно было отстоять свое мнение. Скорее это было сомнение в том, что в той системе, как она сложилась, вряд ли можно было добиться чего-то стоящего с помощью открытого критического выступления. Как и многие мои друзья, я остерегался того, чтобы тронуть священную корову — закрепленную в конституции ведущую роль партии, хотя нам повседневно давали почувствовать, как эта ведущая роль душит в зародыше любое столкновение мнений, любую творческую дискуссию. Как зачарованные, мы ожидали смены поколений, изменений сверху, прежде всего в Москве, не понимая того, что мы сами себе связываем руки, делегируя все действия другим. В конце концов перемены сверху произошли, воплотившись в фигуре Михаила Горбачева. На него я тоже возлагал свои надежды, но очень недолго. Время истекло: модель общества, установленная в России в 1917 году, потерпела крах.
Что же остается от наших идеалов, от наших усилий превратить социализм в действительность? Мы верили, что честно следуем идеям, которые Маркс и Энгельс сформулировали в Коммунистическом манифесте. Мы верили, что способствуем построению общества, в котором великие идеалы Французской революции будут обладать большей жизненной силой, чем в капиталистической системе. Мы потерпели крах, но не потому, что внедряли в практику слишком много социализма, а потому, что слишком мало. Это мое твердое убеждение, так же как я убежден в том, что преступления, имевшие место при Сталине, — это не преступления коммунизма, а преступления против коммунизма.