Я не могу закончить эту главу, не упомянув одного человека, которым я всегда восхищался и которому, как Малеру и Кливию, многим обязан в моих знаниях о Соединенных Штатах. Речь идет о Клаусе Фуксе, знаменитом физике, о котором часто говорят как о крупнейшем атомном шпионе, участвовавшем в создании атомной бомбы в Лос-Аламосе и на всех его этапах информировавшем Советский Союз о принимаемых при этом решениях. Он был свидетелем гигантского взрыва 16 июля 1945 г., когда атомный гриб как знак грозящего уничтожения поднялся над пустыней Аризоны. О предстоящем взрыве бомбы Фукс так своевременно сигнализировал в Москву, что Сталин не выразил никакого удивления, когда президент Трумэн после получения телеграммы о “рождении бэби” сообщил об этом за столом переговоров держав-победительниц в Потсдаме.
Меня уже давно интересовало, почему Фукс, живший как признанный ученый и член ЦК СЕПГ в Дрездене с тех пор, как в 1959 году был выпущен из английской тюрьмы, всегда уклонялся от ответов на вопросы о своей разведывательной деятельности. Я никак не мог смириться с мыслью, что человек такого необычного жизненного пути унесет с собой свой опыт. За несколько лет до его смерти я смог наконец побудить его нарушить молчание, и тоже только после того, как Эрих Хонеккер лично обратился к нему и попросил его побеседовать со мной.
Своей манерой говорить, всем своим поведением Клаус Фукс никак не соответствовал расхожим представлениям о преуспевшем шпионе. Высокий лоб, внимательные глаза в очках без оправы смотрят вдумчиво после каждого вопроса, усиливая впечатление, что перед вами типичный ученый. А такое впечатление он производит с первого взгляда. Его глаза начинают блестеть, когда Фукс говорит об основах теоретической физики, о квантовой теории или о математических расчетах колебаний при взрыве плутониевой бомбы. Он был исследователем до мозга костей.
Фукс был из того же материала, что и Рихард Зорге, Харро Шульце-Бойзен, Ким Филби и многие другие, которые свои знания и способности поставили на службу Советскому Союзу, так как в этом они видели возможность победить “третий рейх” и оказать решающую помощь СССР и его союзникам во второй мировой войне. На нашем профессиональном языке люди, которые работали на службу разведки из идеализма и глубоких политических убеждений, именовались не шпионами, а разведчиками. Фукс был для меня разведчиком, хотя он и не имел никакой специальной подготовки, почти никакого опыта и, конечно, необходимой закалки для этой трудной работы.
Будучи студентом, Фукс примкнул к коммунистическому движению и по решению партии после 1933 года выехал за границу. В Эдинбурге под руководством знаменитого Макса Борна он получил ученую степень, однако после начала войны их пути разошлись. Борн как убежденный пацифист решительно отказался от сотрудничества в важном в военном отношении секретном проекте создания атомной бомбы, которую он пророчески считал “дьявольским изобретением”.
В Бирмингеме Фукс продемонстрировал свою одаренность при расчете энергетического потенциала бомбы и решении проблемы разделения изотопов для получения чистого урана-235. В 1941 году через своего друга, ученого-экономиста Юргена Кучинского, он нашел связь с советской военной разведкой — ГРУ. Как британский гражданин он был включен в делегацию, с 1943 по 1946 год принимавшую участие в разработке проекта “Манхэттен” в США под руководством Роберта Оппенгеймера. Уже тогда в стране стали раздаваться голоса о коллективной потери совести. В то время, когда отцов атомной бомбы превозносили как героев, Фукс понял, что это оружие еще до того, как оно было сброшено на Японию, стало средством шантажа в руках воинствующих антикоммунистов, которые видели в Советском Союзе теперь не столько союзника, сколько потенциального противника. Тем самым информация ученого стала еще весомее, поскольку теперь атомное равновесие было единственным, что могло защитить земной шар от легкомыслия азартных игроков.