Иван Саввич посмотрел наверх, и лицо его прояснилось. Портрета не было. Не было ни флажков, ни новатора. Только гнезда ласточек серыми кисетами свисали из-под карниза.

— Ну вот! — весело сказал Иван Саввич. — Еще изба Евсея Евсеевича, нашего бухгалтера, — и вся эта сторона!

Изба у Евсея Евсеевича крепкая, теплая. Вдоль окон висит жердь — пеледа. Со стороны поля стена умазана глиной. А на углу вкопан столб, чтобы телеги, и машины, сворачивая по дороге, не задевали за палисадник.

Еще надо отметпть, что Евсей Евсеевич и его супруга любят чеснок. У них целая грядка отведена под эту культуру. За низкой оградой видно и эту грядку, и сочные зеленые перья чеснока, завязанные узлом, чтобы головки лучше наливались и вырастали потолще.

— У меня такое предложение, — сказал Иван Саввич, когда они вышли на проселок. — Сперва сходим на ригу, поглядим, как колотят. Потом воротимся той стороной, поглядим ферму. А после всего заскочим к моей старухе для отметки знакомства…

Иван Саввич поднял было руку, чтобы изобразить, как он предполагает отметить знакомство, но внезапно прервал объяснения и стал смотреть вдаль. Там, у самого Николина борка, медленно двигалась подвода, доверху груженная снопиками льна.

— Куда это они возят? — озадаченно проговорил Иван Саввич. — Вы обождите тут. Я сейчас.

— Можно, я с вами? — сказала Тоня.

И они пошли быстро.

За Николиным борком открывалась широкая поляна и дорога, ведущая на станцию. На дороге работали Матвей, бригадир Тятюшкин и еще человек десять мужчин и женщин. Сначала Тоня не поняла, что они делают, но, подойдя ближе, увидела, что колхозники разбирают снопы и стелют лен прямо на дороге. Две женщины сметали с дороги пыль и грязь, остальные расстилали. Работа шла весело. Матвей покрикивал, девчата смеялись. Было застлано не меньше полукилометра дорожного полотна.

— Вы что тут самовольничаете? — спросил Иван Саввич.

— Ленок стелем, — ответил оживленный Тятюшкин.

— Вижу, что ленок. Кто дал указание?

— Это Матвей надумал, — сказал Тятюшкин, почуявший недоброе.

— А вы послушали?

— Так ведь я позже подошел… Вы не сомневайтесь — другие в риге колотят… И Лариса там. А сюда никого силком не гнали… По согласию.

— А ну, позови Морозова.

Может быть, в другое время и при других обстоятельствах все обошлось бы без особого шума. Просто приказал бы председатель свезти снопы обратно на ригу, постыдил бы немного Тятюшкина — и дело с концом. Но сейчас, оскорбленный до глубины души, Иван Саввич счел необходимым выправить свой авторитет в глазах нового человека, чтобы девчонка забыла думать, что у него в хозяйстве допускается партизанщина.

Матвей подошел веселый, потный, со сверкающими глазами. И улыбка у него была добрая, доверчивая.

— Это ты сообразил? — спросил Иван Саввич ласково.

— Почему я? В других колхозах не первый год грузовики лен колотят. Давно известно.

— Гляди, какой ты у нас ученый! — удивился Иван Саввич. — Прямо впору бригадиром тебя становить.

— Я говорил — не надо, а он все одно… — торопливо вставил Тятюшкин.

Между тем подошли женщины, прислушиваясь к разговору, украдкой разглядывали Тоню.