— А ну, давай отсюда! — сказал он хрипло.

— Ничего, я подержу.

— Давай отсюда, тебе говорят!

— Во-первых, мы с вами еще не настолько знакомы, чтобы…

— А-а-а, черт! — заорал Матвей и дернул вожжами. Лошадь тронула, больно ударив Тоню в плечо оглоблей. Тоня упала.

И если бы не откос дорожной канавы, по которому Тоня сползла вниз, колесо проехало бы по ее ноге.

Вечером в деревне заговорили, что Морозов уходит из колхоза и будто причина этому — сегодняшнее столкновение его с зоотехником.

Тоня встревожилась.

Со слов дедушки ей было известно, что по вечерам мать Матвея Дарья Семеновна уходит сидеть к соседям, и, дождавшись, когда стемнело, Тоня отправилась к Матвею поговорить с ним наедине.

Однако на этот раз Дарья Семеновна оказалась дома. В пересиненном платочке и в старой ситцевой кофте она выглядела старше своих лет: видно, сынок доставлял ей немало хлопот. Она гладила. По горнице струился теплый, чуть приметный утюжный дурман.

Матвей сидел за столом, мастерил из фанеры чемоданчик и пугал мать рассказом о том, что скоро женщин колхоза «Волна» повезут в область на смотр самодеятельности и заставят играть на балалайках. В разгар рассказа и вошла Тоня.

Дарья Семеновна совсем не ожидала этого посещения.

Она растерялась и, озадаченно глядя на гостью, стала вытирать перед ней табуретку. Но Тоня прошла к Матвею, села с ним рядом и сняла перчатки. С тем же озадаченным выражением Дарья Семеновна подошла к столу и вытерла возле Тони клеенку.

— Не беспокойтесь, я на минутку, — сказала Тоня. — Я только хочу узнать… Это правда, что вы уходите из колхоза?

— Да, — ответил Матвей и стал заколачивать гвоздик.

— Почему? — спросила Тоня, когда гвоздик был заколочен.

— Вам лучше знать почему.

— В чем же я виновата?

— А кто же виноват? Сама судьба? — спросил Матвей, откладывая молоток. — Это верно, я надоумил возить на дорогу лен — я не отрицаю. Советовать никому не запрещается. А Тятюшкин уцепился за мои слова и подал команду. И что получилось? — голос Матвея задрожал. — Машины не пошли, а я за все отвечай? Если бы один Иван Саввич навалился, тогда понятно. У нас с ним давняя война. А вы только приехали и туда же… Выходит, никакому начальству не угодить… Ну, пускай. Пускай я за все отвечаю. Пускай я за всех погибаю.

Матвей говорил печально и смиренно, но если бы Тоня повнимательней посмотрела на него, то увидела бы, как хитро поблескивают его прищуренные, насмешливые глаза. Однако она еще не знала, что это за парень, и принимала печаль и смирение за чистую монету.

— Ну хорошо… — сказала она. — Может быть, я ошиблась. Я никогда не работала по льноводству… Но ведь нельзя же…

— Вы ошиблись, а мне из-за вашей ошибки пришлось бесплатно снопы возить… — возразил Матвей. Затем он забил гвоздь и сказал: — Это ужасно!

Надо заметить, что года два назад вместе с местными комсомольцами Матвей репетировал сцены из «Доходного места». Играл он Жадова. Душой колхозного драматического коллектива была молодая учительница из Кирилловки, и под ее руководством ребята бойко зубрили роли. Однако в самый разгар репетиций учительницу за хорошую работу перевели в районо, и коллектив распался. Времени с тех пор прошло много, но в цепкой памяти Матвея навеки засели сильные выражения его роли, и он иногда обескураживал ими случайных собеседников.