Но всё же главное отличие францисканца от юродивого – в социальной активности. Пусть в конце жизни сам Франциск и ужаснулся той формализации, которой его последователи подвергли правила созданной им общины, – никуда не уйти от того факта, что именно он основал орден францисканцев. Юродивый же по определению не может ничего создать в сфере социального.

После Франциска в Центральной Италии возникает своего рода традиция «юродствования». Ближе всех подошёл к юродству Джакопоне да Тоди (1230-1306 гг.) [DCCCV]. Сперва он творил безобразия в собственном доме, заставляя родных краснеть за себя [DCCCVI], а потом, уйдя в 1278 г. в монастырь, продолжал в том же духе. Приведём один пример его провокации: он специально держал в своей келье кусок мяса, пока тот не стал гнить, испуская чудовищное зловоние. Когда источник запаха нашли, разъярённые монахи засунули Джакопоне в уборную, крича, что если он любит вонь, то его место там. Святой же испытывал счастье от претерпеваемых унижений [DCCCVII]. Тут все один к одному напоминает ранневизантийские юродские жития [136]. И всё же есть одно важнейшее отличие! Эта эскапада, как сказано в легенде, была предпринята Джакопоне для того, чтобы избавиться от греховного желания поесть мяса. Таким образом, и здесь святой юродствует от сознания своего несовершенства [137] - в Византии же все было как раз наоборот.

Неподалеку от Тоди, в городке Фолиньо, вскоре после Джакопоне также помешался и облачился в рубище другой отпрыск богатых родителей, Пьетро Криши [DCCCVIII] (ок. 1243-1323 гг.). «Все считали его словно безумным (ab omnibus quasi fatuus putaretur)» [DCCCIX], а Дьявол, явившись к Пьетро, предложил ему отказаться от своей аскезы на том основании, что «ты обвиняешься, и заслуженно, в сумасбродстве (fatuus (et merito)… appella-ris)» [DCCCX]. Однако ни о каких агрессивных проявлениях житие святого (от которого, впрочем, сохранилась лишь малая часть) не сообщает, живописуя только его нищенство и странничество; тем не менее церковная инквизиция заинтересовалась экстравагантным аскетом и обвинила его в ереси; святой, дважды подвергнутый допросам, сумел доказать свою невиновность [DCCCXI].

Казалось бы, довольно близко подошёл к тому, что мы в данной работе понимаем под юродством, итальянский святой (BHL, 4384-4386) Джованни Коломбини [DCCCXII] (1300-1367 гг.). Он был из богатой и знатной семьи города Сиена. Перескажем житие этого святого чуть подробнее, чтобы дать представление обо всём этом феномене итальянской агиографии. «Будучи выше всего преходящего, он протянул руку к вещам странным и необычным (fortia et insolita), которые подсказывал ему действовавший внутри него Дух» [DCCCXIII].

Он, будто в память об Исидоре, нанялся работать на кухню того самого дворца, где когда-то все ему кланялись. Вместо гордого коня, на котором он, бывало, гарцевал по городу, Коломбини одолжил у друга осла и,