Немолодой водитель с уставшим невеселым лицом уточнил:
— Куда именно?
— А я вам потом покажу! — Девушка постепенно отдышалась и постаралась забыть неприятный инцидент, представляя, как сейчас радостно ее встретят родители, как они рассядутся вокруг большого круглого стола, который достался семье Алехиных от бабушки. Под звон курантов папа откроет бутылку шампанского и нальет всем в бокалы шипящий напиток, а потом они станут поздравлять друг друга… Скорее бы домой, в теплую уютную комнату, к любящим родителям…
— А что же вы одна? — неожиданно спросил водитель, бросив быстрый взгляд на красивую попутчицу, не допуская, видимо, мысли, что столь привлекательная девушка может оказаться вдруг в одиночестве в новогоднюю ночь.
— А мне все надоели, вот я от них и сбежала, — улыбнулась Оля. — Теперь к родителям спешу. Привыкла, знаете ли, Новый год только дома встречать.
— И правильно! — пробурчал водитель. — А то молодежь повадилась на Новый год гулять где ни попадя, в своей компании. Будто в другое время нельзя собраться. Уж раз в году могли бы и с родителями посидеть.
А им, видите ли, скучно с нами, — пожаловался он. — Вот мои тоже разбежались. А жена обиделась и говорит: «Раз так, я спать лягу пораньше». Я-то хотел заскочить на полчасика, хоть шампанского вместе выпить, коль смена мне нынче выпала. А она надулась на всех… Я-то тут при чем? — обратился он к Оле, как будто ждал от нее важного совета.
— Так езжайте домой! — пожала плечами Оля и посмотрела на часы. — Времени полно. Как раз успеете, да и жену порадуете. Вам далеко ехать?
— Да нет, я на углу Кирочной живу, на пересечении с Литейным проспектом.
— Вот и замечательно, совсем рядом со мной.
Водитель улыбнулся, и машина весело покатила по оживленному проспекту.
У поворота на Кирочную Оля вышла из машины и быстрым шагом направилась домой.
— С Новым годом! — крикнул ей вслед водитель, радуясь, что с легкой руки этой милой попутчицы так просто разрешилась его проблема.
Падал мягкий снег, искрясь в голубом свете фонарей ослепительными звездочками. Оля залюбовалась снежинками, а они медленно садились на ее лицо и тут же таяли, слегка щекоча. Она улыбнулась — какое счастье приехать домой! Хотя за эти три дня она успела соскучиться по Оути и мысленно написала ему уже не одно письмо. И по вечерам, когда он звонил, она взахлеб рассказывала ему обо всех мелочах, боясь что-нибудь упустить. Для Оути в ее жизни все было важным — даже то, с кем из подруг она успела повидаться, какую книгу читала перед сном сегодня вечером, какая программа по телевидению ей понравилась… «Я люблю тебя, Оути», — прошептала она, представляя, что он в этот миг слышит ее слова. По улице пробегали запоздавшие прохожие, почти все несли в руках какие-то пакеты, торты, во всех окнах горел свет. Оля завернула в арку своего двора.
Андрей Борисович решил накрыть стол по всем правилам, как это делала его мама, когда еще была здоровой. Он застелил стол белой скатертью с кружевными уголками, ее особенно любила мама и доставала только по большим праздникам. Поставил бутылку шампанского и фужер. Подумал и решил поставить второй, чтоб стол выглядел не так сиротливо. Разложил на тарелке мясную нарезку, сыр, открыл баночку консервированного горошка и для придания ему праздничного вида выложил на тарелку аккуратной горкой. Нарезал белый хлеб, купленный по дороге из университета во французской булочной, и намазал маслом, положив сверху густой слой красной икры. Удовлетворенно окинул взглядом непривычно красивый стол и иронично подумал: «Мой ужин скудным не назовешь. Вполне праздничный, и сервировка богатая, мама одобрила бы. Хрустальные фужеры, тарелки веджвудского фарфора — привез из Англии еще при маме. Как она тогда гордилась его успешным выступлением на Международном конгрессе математиков! Он привез ей сборник тезисов докладов конгресса, и она, вычитав его фамилию на английском языке, даже просияла: „Сынок, ты вышел на международный уровень! Я так горжусь тобой!“