Пару дней меня не беспокоили, были лишь регулярные визиты врача и сестрички милосердия (а ничего у нее зад в хирургических брючках!). Причем, самое интересное, эти двое гадов только улыбались на все мои попытки завести разговор. Таки заговор молчания какой-то. А вот потом…

Сначала в палату вошел тот самый аристократический тип, которого я видел после пробуждения. Вошел, и уселся на прикроватный стул, пристально меня разглядывая.

– И что? – не выдержал я. – Нравится? Вы из этих?

Надо было видеть, как рожу аристократа перекосило.

– Да, похоже я ошибся… – пробормотал он себе под нос.

– Смотря в чем, – нагло усмехнулся я.

– Итак имя, фамилия, год рождения.

Да ты что, дядя, белены объелся что-ли? Так все я тебе и выложил. Все так и укладывается в попадание на территорию вероятного противника, – «сиятельство», русский язык с каким-то странным говором, хорошо оборудованный госпиталь, заговор молчания – хотя обстоятельства этому противоречили. Если только уничтожили всю нашу кавалькаду из росгвардейцев, обеспечивающих оцепление, и нашу штурмовую группу, а меня, каким-то чудом выжившего после очереди из калаша в упор вывезли на какую-то их базу в Грузии или где-нибудь еще, где очень любят матрасный флаг. Но вот только одно, самое главное обстоятельство не укладывается – мое тело двенадцатилетнего ребенка, и это перевешивает все остальное. До этого еще наша цивилизация не дошла.

– Давайте так, – предложил я. – Тактику ведения допроса и противодействие ей я знаю, и вы это знаете. Поэтому сначала я хочу узнать несколько вещей, от которых будет зависеть то, что я вам скажу, и вы это тоже знаете.

– Да? – удивленно задрал брови аристократ. – Я говорю с коллегой?

– Смотря в чем вы считаете себя коллегой.

– Спрашивайте.

– Какой сейчас год?

– Две тысячи двадцать пятый от Рождества Христова, если вы понимаете, о чем я.

– Понимаю. Где я нахожусь?

– Петербургский Николаевский военный госпиталь.

Вот как! Если не врет, то я в России.

– Кто сейчас у власти?

– На престоле сейчас император Владимир Четвертый.

– Монархия?

– Естественно, мы же не галлы какие-нибудь с их республиканскими метаниями.

Если он прав, я попал в другую ветку реальности. И это задница.

– Теперь я. Итак повторюсь…

Ладно, «коллега».

– Александр Радов, одна тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения.

– Где родились?

– Город Краснодар Краснодарского края, – я наблюдал за его реакцией.

– Краснодар?

– Ну скорее всего у вас это Екатеринодар.

– Далековато же вас занесло, – покачал тот головой, делая пометки старомодным карандашом в блокноте. – Теперь немного странный вопрос, который не укладывается в вашей легенде или реальной биографии, но от которого зависит ваша жизнь. Фамилия Драбицыны вам что-нибудь говорит?

– Откуда вы это знаете? – я решил позволить себе удивиться, хрен с ним, перейдем на менее принужденную беседу. – Говорит. Моя прабабушка была Драбицына Анна Михайловна.

– Что с ней стало?

– А ничего хорошего. После революции чудом уцелела, остальных расстреляли красные, потом так и осела в Ленинграде, прошу прощения, теперь Санкт-Петербурге. Умерла в блокаду. В роду передавалось, что она была графиня.