Кто мог прийти утром, ведь всем ее знакомым прекрасно известно, что в этот час она обычно на работе? Для почтальона слишком рано, да Лизетт и не ждала ни посылок, ни писем, за которые надо расписываться, – единственная причина, по которой посыльный принялся бы звонить в дверь. Назойливые продавцы в последнее время редко докучали, а с единственной подружкой, которая могла навестить, с Дианой, разговор уже состоялся.
Лизетт крадучись подошла к двери, охлопала себя руками, ища оружие, которого не было. Отступила в сторону, опасаясь выстрела через дверь… дерьмо! Тут же замурлыкала песню под нос, концентрируясь на прилипчивой мелодии, увертываясь от взметнувшегося молота боли, готового снова обрушиться на голову.
Тошнотворное ощущение пошло на спад, но Лизетт все еще подозрительно косилась на дверь. Сердце вдруг бешено заколотилось, словно снаружи притаилась ядовитая змея, готовая атаковать. Такая реакция как минимум… необычная и, безусловно, настораживающая. Еще вчера она бы открыла дверь, как нормальный человек, с любопытством и с уверенностью в себе. Теперь же она настолько встревожилась по поводу неожиданного визитера, что никак не могла успокоиться. Что делать? Возможно, если проигнорировать звонок, незваный гость просто уйдет. С другой стороны, вдруг это грабитель, который проверяет, есть ли кто дома, прежде чем взломать заднюю дверь, тогда лучше все же спросить: «Кто там?» или хотя бы посмотреть в глазок, может, удастся обуздать взвинченные нервы.
Но она не успела ни на что решиться, потому что раздался знакомый голос:
– Э-гей, Лизетт, ты дома?
Сердце вернулось к нормальному ритму, мышцы расслабились. Никакая там не змея, просто любопытная кумушка, которая вечно кричит «Э-гей!». Ради Бога, кто теперь так говорит, кроме героев старых комедий?
Снова напрягшись, Лизетт выдохнула, смирилась и открыла дверь. На крыльце стояла соседка. Мэгги Роджерс жила в доме слева не менее трех лет, насколько Лизетт помнила. Вдова, слишком молодая для выхода на пенсию, но безбедно существующая на страховку за покойного мужа. Серебристо-белые волосы, коротко стриженные, слегка крикливая, но, безусловно, модная стильная одежда, красивое лицо, выглядевшее моложе благодаря стрижке – по утверждению самой Мэгги, – стройная спортивная фигура и неизменно тявкающая собачонка на руках, которая, как ни странно, окрасом соответствовала цвету волос общительной вдовы.
Шавка внимательно вглядывалась в хозяйку дома темными глазами-бусинками. Лизетт вообще-то нравились собаки, но только не те, которые по виду смахивали на грызунов. Чтобы не поддаться гипнозу этих глаз-бусинок, пришлось старательно смотреть только на Мэгги.
– С тобой все в порядке? – спросила та. – Увидела твою машину на дорожке и заволновалась.
Мэгги шагнула вперед, Лизетт автоматически сделала шаг назад и – вуаля! – соседка без приглашения вошла внутрь. Лизетт разозлилась на собственную уступчивость, хотя вынуждена была признать – обычно она избегала любых конфронтаций, ни с кем не спорила, всегда была… пассивной.
Мэгги крепко держала собачонку, не позволяя непоседе прыгнуть вниз и затеять игру «попробуй поймай» в чужом доме. Соседка внимательно оглядела комнату, но в этом не было ничего необычного. Каждый раз, когда они сталкивались, Мэгги впивалась в Лизетт глазами, словно выискивала какой-нибудь признак того, что Лизетт тайная нимформанка, или наркоманка, или еще что-нибудь столь же непристойное. Увы, происки любопытной кумушки обречены на провал, поскольку Лизетт не приходило в голову ни единого мало-мальски непристойного эпизода в ее жизни… черт побери.