Тьерри взял тарелку с кейком, но, сжевав содержимое одной лишь ложки, поставил тарелку на стол.

— Который час, Эдвард?

— Без десяти три.

— Я пойду. Скоро уже Наташа вернется из кабаре.

— Сомневаюсь в том, что она явится так рано в Кристмас ночь… — Я вздохнул.

— Пьет?

— Пьет. Да еще как! Все чаще. Каждые несколько дней. Достаточно любой мелочи, моего неосторожного критического замечания в ее адрес, ее плохого настроения, и девушка является спотыкаясь…

— Ты думаешь, она алкоголик, Эдвард?

— Ох… Раньше я думал, что да, теперь не уверен. Может быть, это тяжелый, запущенный случай психопатии, всякий раз обостряющийся при принятии алкоголя Не знаю… я не доктор. Почему я выбираю себе таких сложных женщин, Тьерри? Мог бы, к примеру, остаться с немецкой художницей Ренат. Она была ровная, спокойная, дружелюбная…

— Тебе не нужна спокойная, — улыбается Тьерри. — Тебе нужна дикая Наташа.

— Ну и женщины у меня были, Тьерри… Все неудобные. — Я забегал по комнате, подражая ему, моему другу. — Анна была сумасшедшая, получала пенсию с восемнадцатилетнего возраста… Елена (Тьерри видел приезжавшую в Париж Елену несколько раз) — была секс-крейзи… Наташка — алкоголичка..

Я не сказал Тьерри, что Наташка также подает надежды в ближайшем будущем превратиться в секс-крейзи, но про себя подумал.

— Бедный Эдвард! — высмеял меня Тьерри. — Насколько я понимаю, ты получал и получаешь от своих женщин и удовольствие, иначе зачем бы ты с ними жил.

— Я не мазохист, — счел нужным заявить я. — Я люблю трудных женщин потому, что они дают мне самое полное ощущение жизни, какое только возможно. Женщина-рабыня, повинующаяся каждому слову мужчины, — не мой тип. Для удовольствия мне нужна борьба.

— Тогда не жалуйся, — резонно заметил Тьерри.

— Наташа могла бы быть полегче. Могла бы и не пить, или пить меньше. И без алкоголя у нее достаточно крутой характер. Теперь она еще стала собирать чемоданы при каждой ссоре. Другая новая форма протеста — она ночует у Нинки. Часто даже не предупреждает меня, прямо из кабаре едет к Нинке. Я не знаю, что они там делают…

— А Нина сейчас дома? Тьерри оживляется, и заметно. Я познакомил его с тощей блондинкой Ниной — разведенной русской женой честного француза Жака, и Тьерри, кажется, несколько раз переспал с ней.

— Не знаю. 99 шансов из ста, что ее нет дома в Кристмас ночь. Позвони ей, если хочешь.

Тьерри пошел к телефону. За окнами раздался душераздирающий визг тормозов внезапно остановившегося автомобиля, затем восторженные крики: «О ревуар, Наташа! О ревуар!», вырвавшиеся сразу из нескольких глоток.

Это приехала моя баба. Моя девушка. Мое стихийное бедствие. Мое явление природы. Перекрестись, Лимонов, дай Бог, чтоб она била не очень пьяной, не то произойдет скандал.

Высадка тигра в Париже

Скандалы начали происходить с первого дня ее прибытия в Париж.

Он не поехал встречать ее в аэропорт. Из сильнейшего чувства противоречия. Позднее в ответ на ее упреки (разумеется, она впоследствии превратила этот прилет в историю бедной Золушки, явившейся на Северный полюс в летнем платьице) писатель отвечал, что не знал ни названия аэрокомлании, ни на какой аэродром усядется дешевый самолет, в котором Наташка прилетит из Нью-Йорка. Он и вправду не знал. Но он мог узнать, ему было известно время отлета и порт отбытия. Почему же он не поехал ее встречать? Да потому, что он не хотел, чтобы она прилетала, вот почему!