Ты одинокая женщина. Он хозяин ресторана.

И он, конечно, имеет полное право переспать со всем обслуживающим персоналом, но ты не ответила на мой вопрос.

Лизка пронзительно взвизгнула и захохотала. Она так заразительно смеялась, обнажая при этом ровные красивые зубы, что я невольно заулыбалась и сама.

— Анька, ты молодец! — хлопнула она себя по коленкам. — Понимаешь всю актуальность проблемы!

— Лиза! Я тебя прошу. Перестань ржать как полковая лошадь!

Мое изречение вызвало новый приступ хохота.

— Ой, не могу! — Она утерла выступившие слезы и, переведя дыхание, ответила:

— Мы вместе отмечали его день рождения. Во время одного танца он мне все и нашептал…

— Зачем?

— Думаю затем, чтобы я передала тебе…

Много позже, сидя с карандашом и листом бумаги у себя дома за письменным столом, я написала в графе «подозреваемые» две фамилии. Затем, поразмыслив, рядом с фамилией Хлобыстова поставила огромный вопросительный знак…

История повторялась…

Снова, как и несколько дней назад, я стояла у Мишкиной калитки и наблюдала, как беснуется на веревке привязанная псина. Она то поскуливала, улегшись на передние лапы, то принималась лаять на меня, ощетинив шерсть.

Про скормленные в два предыдущих визита сосиски она и не вспомнила.

— Эй, в чем дело? — осторожно шагнула я в сторону ветхого крыльца. — Ты меня не узнала?

Собака оскалила желтые клыки и выразительно посмотрела на мою сумочку.

— Какое нахальство! — возмутилась я. — Ты вылитая копия своего хозяина!

Сосиска, извлеченная на свет божий, тотчас исчезла в голодной собачьей пасти, и мне было дозволено пройти.

Рванув на себя дверь Мишкиной избушки на курьих ножках, а иначе его жилище назвать было невозможно, я едва удержалась на ногах.

Стойкий запах перегара, смешанный с крепким табачным, шибанул мне в нос, заставив брезгливо поморщиться.

Мишка, как и ожидалось, был в отключке.

Только на этот раз пик размышлений застал его врасплох, не позволив доползти до дивана, и буквально пригвоздил к полу.

— Вот скотина! — в раздражении сплюнула я. — Все деньги просадил!

Удивительное дело, но Мишка зашевелился. Что-то невнятно пробормотав, он начал скрести пальцами по полу и подергивать левой ногой.

— Убить мало! — зашипела я от бессильной злобы.

То ли волна моих эмоций материализовалась и шибанула его по башке, то ли жажда способствовала тому, но мой друг неожиданно поднял голову, разлепил смеженные веки и, широко улыбнувшись, пробормотал:

— А! Анюта! Пива не г?..

— Пи-ива?! — взревела я. — Будет тебе сейчас пиво!

Я выскочила в крохотные сенцы, схватила с лавки два ведра воды — до сих пор удивляюсь, откуда во мне силища такая взялась, — и поочередно выплеснула их на распростертую тушку этого пьяницы.

И что, подумать только, Мишка сделал?!

Он широко улыбнулся и, качнув головой, тихо попросил:

— Как хорошо… Еще, если можно…

Ну как тут не уважишь?..

Схватив ведра, я ринулась к ближайшей колонке и вскоре повторила прописанные мною водные процедуры, сопроводив их гневным окриком:

— А ну, давай, приходи в себя, мерзавец!

— Анюта, — вновь расплылся он в улыбке. — Я-то в норме, это ты что-то не в себе!..