Только тогда я заметил, что Дорри стоит рядом со мной, помогая первые метр-два удерживать сверла. До того я даже не сознавал, что выполняю новый план. Не помнил, чтобы составлял его. Не помнил даже, когда проснулась Дорри и вошла в иглу.

Я подумал, что план неплохой. Почему бы не попробовать этот склон? Нам все равно нечем заняться.

И вот мы занялись работой.

Когда сверла перестали дергаться в руках и начали устойчиво грызть камень, мы смогли оставить их. Я расчистил место у стены иглу и какое-то время бросал породу.

Потом мы просто сидели, смотрели, как сверла проделывают новое отверстие. Не разговаривали.

Вскоре я снова уснул.

И не просыпался, пока Дорри не заколотила по моему шлему. Мы были погребены в отходах бурения. Они светились голубым светом, так ярко, что у меня заболели глаза.

Сверла царапали металл хичи не меньше часа. Они даже проделали на нем бороздки.

Заглянув вниз, мы увидели уставившийся на нас круглый яркий голубой глаз туннеля. Туннель был прекрасный.

Мы не разговаривали.

Каким-то чудом я умудрился пробраться через породу к выходу из иглу. Герметически закрыл шлюз, выбросив наружу несколько кубических метров породы.

Потом начал пробираться к режущим факелам.

Наконец мне это удалось. Каким-то образом. В конце концов я их отыскал и сумел закрепить.

Мы отошли как можно дальше, и я включил их. И смотрел, как свет, вырывающийся из шахты, образует яркий рисунок на крыше иглу.

Потом послышался неожиданный короткий вскрик газа и стук: это внутрь провалились куски породы.

Мы прорезали туннель хичи.

Он был нетронут и ждал нас. Наша красавица оказалась девственницей. Мы с любовью лишили ее девственности и вошли в нее.

Должно быть, я снова потерял сознание, потому что когда пришел в себя, мы были на полу туннеля. Шлем у меня был открыт. Боковой шов скафандра тоже. Я дышал затхлым застоявшимся воздухом, которому четверть миллиона лет, и вонял он на все эти четверть миллиона.

Но это был воздух.

Плотнее обычного земного и не такой влажный, но парциальное давление кислорода почти такое же. Это доказывал факт, что я дышу этим воздухом и не умираю.

Рядом со мной была Дорри Кифер.

Шлем у нее тоже был открыт. Синий свет стен хичи не скрывал, не приглаживал ее телосложения, и она казалась призрачной, какой только может показаться красивая девушка. Вначале я не был уверен, что она дышит. Но несмотря на то, что выглядела она ужасно, пульс у нее был ровный, легкие работали, и, почувствовав, что я ее трогаю, она открыла глаза.

– Боже, я вся избита, – сказала она. – Но мы это сделали!

Я ничего не сказал. Она уже все сказала за нас обоих. Мы сидели, глуповато улыбались друг другу и выглядели В голубом свете хичи как маски Хэллоуина.

Больше ничего в тот момент я не мог делать. Голова у меня кружилась. Прежде всего нужно было справиться с мыслью, что я еще жив. И я не хотел подвергать опасности это непрочное сознание своими движениями.

Впрочем, было очень неудобно, и спустя какое-то время я понял, что мне жарко. Я закрыл шлем, чтобы отгородиться от жары, но внутри пахло так отвратительно, что я тут же открыл его снова, решив, что жара лучше.