— Ты скажешь мне правду, — произнес Майрон, — а я дам тебе это.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Китти снова разрыдалась.

— Я так тоскую по Брэду.

— Знаю. Потому и подсела снова на наркотик, верно? Тебе и жизнь без него не в жизнь. Как говорит Микки, есть люди, которые жить друг без друга не могут. — И чувствуя, как слезы вновь заструились из глаз, вспоминая, как пятилетний малыш надрывал тогда глотку на стадионе, Майрон спросил: — Брэд ведь умер, правда?

Китти была не в силах пошевелиться. Она рухнула на подушку, невидяще глядя перед собой.

— Как это произошло, как он умер?

Китти лежала на спине, сомнамбулически уставившись в потолок. А когда наконец заговорила, голос ее зазвучал мерно и словно издалека:

— Они с Микки ехали по Пятому шоссе в Сан-Диего, на матч по бейсболу. Машина потеряла управление и врезалась в разделительный барьер. Брэд погиб на месте — на глазах у сына. Микки три недели пролежал в больнице.

Вот, стало быть, как. Майрон попытался взять себя в руки. Он давно ожидал чего-то в этом роде, но все равно словно получил удар обухом по голове. Майрон отошел в противоположный угол палаты и бессильно откинулся на спинку стула. Его брат, его братишка умер. И в конечном счете его смерть никак не связана ни с Германом Эйком, ни с Гэбриелом Уайром, ни даже с Китти. Просто несчастный случай.

Но вынести это почти невозможно.

Майрон издали посмотрел на Китти. Теперь она лежали неподвижно, судороги прошли.

— Почему ты никому из нас ничего не сказала?

— Ты сам знаешь почему.

Это верно. Он знал, и, собственно, это помогло ему связать концы с концами. Ей все подсказал Гэбриел Уайр. Она стала свидетельницей его смерти, но гораздо важнее — свидетельницей того, как Лекс и другие скрывают факт его гибели и делают вид, будто он жив. Она извлекла из этого урок.

Если можно прикинуться, будто жив Уайр, почему нельзя сделать то же самое по отношению к Брэду?

— Ты бы постарался отнять у меня Микки, — сказала Китти.

Майрон покачал головой.

— После гибели твоего брата… — Китти запнулась и с трудом проглотила слюну, — после гибели Брэда я сделалась как кукла-марионетка, только нитки, за которые дергают, внезапно перерезали. Я стала совсем никакая.

— Ты могла постучаться к нам.

— Ничего подобного. Я ведь понимала, что будет, если я тебе все расскажу. Ты бы полетел в Лос-Анджелес и увидел меня в том же состоянии, в каком увидел вчера. И не надо мне лгать, Майрон. Сейчас — не надо. А потом сделал бы то, что счел правильным. Обратился бы суд за правом опеки. Ты бы заявил — точь-в-точь как вчера, — что я наркоманка, которой нельзя доверить воспитание ребенка. И отнял бы у меня моего мальчика. И не надо это отрицать.

Майрон и не отрицал.

— И ты решила заставить всех поверить, будто Брэд просто исчез?

— И ведь, согласись, получилось.

— А на Микки, на то, что нужно ему, тебе наплевать?

— Ему нужна мать. Неужели ты не способен это понять?

Отчего же, вполне способен. Майрон вспомнил, как Микки уверял, какая у него замечательная мать.

— А как же с нами? Как насчет семьи Брэда?

— Какой семьи? Его семья — мы с Микки. А вы… так в последние пятнадцать лет никого из вас и близко не было.